Марш мародеров
Шрифт:
– А потом эта… человек пришел. Сторож из санатория. Там санаторий был, «Санта», большой, семь этажей. Сторож сказал, что все сгорело, только давно. И людей нет. Никого нет. Непонятно. В общем, решили мы выбираться. Эта… вышли на дорогу, а дороги тоже нет. Асфальт растрескался, расползся весь, одни ямы. Лес кругом. Дошли до Борматюшина. Ночевали в каком-то доме, а утром увидели… Хозяев, короче. Мертвых. Ну, эта… не мертвых, а скелеты одни остались. Кости. Тут я понял, что времени много прошло. Что меня через время перенесло, и сторожа тоже.
– Почему вы… ты думаешь, что перенесло?
– заинтересованно
– Так эта… я-то такой же, как был. А все вокруг состарилось,
сгнило.
– А одежда?
– вмешивается Эн.
– Одежда ведь тоже сгнила.
– Хм… - Юсупов задумчиво чешет лохматую голову.
– Верно, верно. Получается, эта… только тело перенеслось?
– Тебе плохо было, когда очнулся?
– Очень!
– кивает инженер.
– Это потому, что никуда твое тело не переносилось. Оно просто пролежало все это время на даче.
– Ник вздыхает.
– Мы здесь уж тысячу раз все это обсуждали. У всех одно и то же. Те, кто в пожар попал или там придавило чем-то или током шарахнуло - те и погибли. Остальные выжили. Тридцать лет прошло примерно, понял?
– Понял, - потрясенно шепчет Юсупов.
– Очки, а чё ты там про РКБ нес, блин?
– встревает в разговор Хал.
– Велик-то новый.
Юсупов некоторое время молчит, потом с сожалением смотрит на опустевший пакет, служивший походным столом, подхватывает грязными пальцами картофельную шелуху, сует в рот и продолжает рассказ.
В Боровом Матюшино они со сторожем провели два дня, встретив за это время всего несколько человек: таких же бедолаг, мыкающихся без одежды, еды и информации. Наконец, Юсупов твердо решил пробираться в Казань. Сторож собрался идти с ним. Пошарив по домам, они обзавелись кое-какой одеждой, нарыли на заросших огородах выродившейся моркови, картошки, набрали яблок и с этим запасом тронулись в путь.
У автобусной остановки возле сворота на Песчаные Ковали на них напали мародеры. Пятеро крепких мужиков с дубинками и ножами отняли у путников еду и одежду, а когда сторож начал возмущаться, без лишних слов убили его.
– Я эта… в лес убежал, - повесив голову, рассказывает Юсупов.
– Сиганул, значит, как сайгак. А то бы и меня… эта… тоже.
Оставшись в одиночестве, голый - в одних очках - инженер сутки или около того блуждал по лесу, питаясь ягодами и сырыми лисичками, пока не вышел к окраине Казани, поселку Мирный. Оранжевый прорезиненный плащ и вьетнамки он нашел в одном из сараев. Юсупов решил было задержаться там, чтобы запастись продовольствием - у рачительных мирнинцев были большие огороды, - но его быстро вычислила и обстреляла из охотничьих ружей какая-то местная банда.
– И что ведь главное, - обиженно трясет головой инженер, - даже эта… разговаривать не стали. Сразу из двух стволов - бах, бах! Не попали, правда. Да и ружья у них не сильно стреляли - больше шума. Я долго бежал, через железную дорогу, опять по лесу. Как раз к РКБ и вышел. А там…
По словам Юсупова, весь больничный комплекс и окрестности тонули в каком-то золотистом свечении.
– Это, типа, как туман, только не туман, а свет, - путано объясняет он.
– Вблизи еще что-то видно, а дальше эта… вот как на лампочку смотришь, сощурившись - все расплывается, так и тут.
– Фигня, блин, - недоверчиво говорит Хал.
– Туман, свет… С голодухи, наверное, а, Очки?
– Я пошел туда, - проигнорировав слова Хала, продолжает Юсупов.
– Вблизи оно выглядит как эта… сетка такая, тюль или женский платок газовый, только прямо до неба и во все стороны уходит. Ну, как стена. Я смотрю - трава там, за нею, растет, деревья, птицы летают, пчелы, мухи. Ну, в общем, прошел я насквозь эту стену. Вроде ничего, нормально. Иду в сторону Фермы-2, дома там. И эта… нормальные дома, понимаете? Целые, без грязи, без мусора. Асфальт целый тоже, машины. Только людей нет совсем. Вижу - гараж большой, открытый. Ну и эта… зашел. Велосипед вот взял. И тут мне ка-ак по голове даст!
Юсупов произносит последнюю фразу так, что все вздрагивают. Схватившись за голову, он частит, глотает слова:
– Все закружилось, завертелось… Голоса какие-то, шум. Как будто эта… я посреди улицы стою. Дети смеются, машины едут. А вокруг на самом деле - ни-ко-го! Трава, деревья, дома. Я на велосипед вскочил - и ходу оттуда. Ехал, ехал… Вижу, вторая стена, такая же золотистая, только плотнее. А за ней как раз РКБ и новостройки. И там… - Он пучит глаза за стеклами очков, понижает голос до шепота и говорит: - Провода по синусоиде ходят, как живые… И эта… Земля дышит! Камни ползают… В общем, не помню, как я оттуда уехал. Вырвался, значит, за стену, в кусты закатился, упал и часа два лежал, пока голоса в башке не умолкли. Ну, а там ночь, кое-как пересидел и вот… сюда приехал.
– Ну, и куда ты дальше думаешь?
– спрашивает после некоторого молчания Ник.
– В город. Эта… квартиру надо посмотреть - может, что осталось.
– А родственники где?
– Ну, эта… мать с отчимом в деревне живут, Карадуван, Балтасинский район. Третий год уже. Дядька с семьей - в Ульяновске.
– А жена?
– осторожно интересуется Эн.
– Как-то не сподобился, - виновато улыбается Юсупов.
– А квартира где?
– продолжил допрос Ник.
– На Ямашева.
– Сгорела, блин. Точно говорю, Очки - тю-тю твоя хата.
– Халу, похоже, надоедает разговор с инженером. Он поднимается, сплевывает, глядит на серые крыши каких-то построек, виднеющихся за деревьями, и подытоживает: - Не хрен тебе в городе делать. Аковцы прибьют.
Юсупов, переводя близорукие глаза с Ника на Хала, с Хала на Эн - и обратно, робко спрашивает:
– Эта… может, я с вами?
– Как вести себя будешь, - важно отвечает за всех Хал.
– Мы ж тут не просто так шаримся. Задание у нас. Секретное, блин.
Ник морщится.
– Да ладно тебе тень на плетень наводить! Видишь, человек не в курсе…
Ник коротко излагает Юсупову обстановку в городе.
– Так что нам теперь оружие нужно. Без него никак. И оно здесь должно быть.
Инженер чешет затылок, указательным пальцем вдавливает очки в переносицу и неожиданно весело говорит:
– Конечно, должно. Что ж, эта… будем искать.
Солнце переваливает за полдень. Над крышами дрожит марево. Для конца лета жарковато. Хал скидывает куртку, линялую футболку и подставляет и без того смуглую спину солнечным лучам. Ник следует его примеру. Эн завистливо вздыхает, но ограничивается тем, что заворачивает рукава футболки - купальника у нее нет.