Марш мертвецов
Шрифт:
Весь день мы копались в прошлом. Ди притащила старые фотографии, запечатлевшие мальчишку с моим лицом, моих родителей, нас с ней подростками, моих друзей, меня в школе — сперва учеником, потом учителем. Выяснилось, что осязаемое пробуждает память лучше, чем услышанное или увиденное. Когда я брал в руки связки ключей, кубки, дипломы, книги, сразу вспоминались связанные с ними события и чувства. Они цементировали окружающую действительность — этот городок, этот дом, этого человека, Мартина Робинсона.
— А если гроб окажется не пустым? — спросил я.
— Не думай об
— Приходится. Что, если там кто-то лежит?
Ди оторвалась от альбомов:
— Он должен быть пустым. Ты же не можешь быть в двух местах одновременно. Выкинь из головы весь тот бред про призраков и клонов, который я несла. Ты не умирал, и тебя не хоронили.
Безупречная логика.
— Но если там…
— Мартин! — Она захлопнула альбом и грозно посмотрела на меня. — Молчи. Ничего такого не будет. И так все запуталось. Иначе мы просто спятим оба. Не будет там никого.
— Надеюсь, ты окажешься права, — пробормотал я.
— Мартин, — повторила она твердо, — я не могу ошибиться.
На кладбище мы отправились в десять вечера. Прогулка измотала нам все нервы. Ночь выдалась темная, как черная дыра в моей памяти. Сперва мы шли порознь, еще стесняясь друг друга, не решаясь взяться за руки. Но потом сблизились, черпая силы в единении. Лопаты оттягивали плечо, с каждым шагом делаясь тяжелее. Пар от нашего дыхания смешивался с ночным воздухом и струился за нами. Где-то ухали совы, из-под ног разбегалась всякая мелюзга.
Мы никого не встретили по дороге. Кто, собственно, мог нам встретиться — в такое время, у входа на карнавал смерти? Дети в кроватях, родители дремлют перед телевизором, влюбленные привлекли темноту в союзники и наслаждаются друг другом. Только вампирам, оборотням и разорителям могил не сидится дома в такую ночь.
— Вспоминаются наши с тобой прогулки, — нарушила тишину Ди.
— Мы гуляли здесь?
— Да нет же, глупый. Но мы выходили поздними вечерами в хорошую погоду. Нам нравилось, что никого нет, как будто во всем мире мы одни остались в живых.
— Там, куда мы идем, так и будет.
— Да. — Ди моя шутка не рассмешила.
Запертые ворота холодным решетчатым барьером отделяли мир живых от мира мертвых. Под грозным взглядом скульптурных гарпий, сидящих на столбах по обеим сторонам, мы перелезли через низкую каменную стену. Под ногами чавкнула сырая земля, края брюк тут же намокли в высокой траве, которая неприятно льнула к лодыжкам, будто тонкие пальцы мертвецов. Трава кишела слизнями, и я каждый раз вздрагивал, наступая на скользкое. Потом я споткнулся о камень и упал. Ладони уперлись в холодную землю, я их моментально отдернул, вытер несколько раз о штаны, но они никак не хотели ни согреваться, ни сохнуть.
Рука Ди мягко легла мне на плечо, и я, подскочив от неожиданности, глянул на нее с упреком. Она робко улыбнулась.
— Прости, — шепнула Ди. — Ты как, нормально?
Я последний раз вытер ладони:
— Нормально. Пойдем. Показывай, где она.
Отыскав одну из посыпанных гравием тропинок в этом лабиринте, мы двинулись вдоль памятников, надгробий и статуй. Меня не отпускало ощущение, что каменные головы медленно поворачиваются нам вслед. Раздался шорох, хотя кустов поблизости не было. Облака чуть разошлись, и вокруг ожили тени. Я посмотрел на Ди. Она дрожала, но с мрачным упорством на лице шагала вперед, почти не останавливаясь.
— Вот. — Ди замерла перед самым обычным надгробием.
Если наклониться поближе, можно было бы разобрать имя и даты, но наклоняться я не стал. Вместо этого я закатал рукава, поплевал на руки и взялся за лопату, оглянувшись на Ди в ожидании одобрения. Она, оцепенев, смотрела на надгробие. Потянулась к нему рукой, но, опомнившись, отдернула, увидела, что я жду, и кивнула со слабым вздохом.
Я вогнал лопату в землю, вздрогнув от чавкающего звука — как будто лопату сейчас засосет внутрь. Копать было тяжело. Верхний слой смерзся за долгие холодные ночи. Глубже почва оказалась каменистой, сплошной щебень и сланец. Ди копала вместе со мной. Семейный подряд. Мы копали молча, вгрызаясь в землю, как терпеливые шершни. Из-под лопат расползались червяки, слизни и прочие растревоженные ночные насекомые. Они трепыхались в земляных комьях, которые мы выбрасывали наружу, разворошив их привычный мир. Часть сыпалась обратно в могилу, прямо нам на руки, на голову, заползала за шиворот. Отряхиваясь, я мысленно клялся, что завещаю себя кремировать, когда придет время.
Ди наткнулась на крышку первой. Звук чиркнувшей по твердому дереву лопаты будет звучать у меня в ушах до конца жизни. Врагу не пожелаю его услышать, особенно если крышка принадлежит (предположительно) вашему собственному гробу. Мы замахали лопатами наперегонки, чтобы побыстрее покончить с пыткой. Раскидывали землю, комки поменьше разгребали прямо руками. И снова я себя отругал, как дома у Тео, что не прихватил перчатки. Но мне повезло больше, чем Ди, у меня хоть ногти были короткие, а у нее под ногтями быстро нарисовались черные жирные полумесяцы.
С винтами на крышке пришлось повозиться. Я и крутил, и долбил по ним, пока не порезал пальцы. Слизывая кровь, я попытался разглядеть царапины при слабом ночном свете. Если жизнь в городе мне привиделась, то царапины будут заживать как минимум неделю. Если же они исчезнут к утру…
В конце концов винты подались, уступив ударам и проклятиям. Я уселся на землю, отдуваясь.
— Боишься? — спросила Ди, посмотрев на меня.
— Душа в пятки, — подтвердил я.
— Я тоже. — Ее била дрожь. Я притянул ее поближе к себе, обнимая. — Если там что-то лежит… — начала она.
— Нет там ничего. Ты сама меня убеждала… еще там, дома, помнишь?
— Помню. Там в это верилось. А здесь, когда кругом мертвецы и крышка развинчена… Мартин, а вдруг…
— Молчи. Поздно теперь сомневаться и беспокоиться. — Я глубоко вдохнул, но это не помогло. — Готова?
Ди молча кивнула, и я откинул верхнюю половину крышки.
Изнутри скалился скелет.
Ди с громким воплем попятилась назад. Наткнувшись на стенку свежевырытой ямы, она развернулась и выкарабкалась наружу. Там ее вырвало. Я услышал, как она рыдает, выдирая клоками траву.