Марш Турецкого
Шрифт:
Я втолкнул Ваганова в дверцу черной "Волги", сам сел за руль. Но Васин не торопился садиться, он вдруг по моему примеру, что ли, заорал в направлении черных окон:
– Кошкин! Выходи немедленно!
Тут же откуда-то сверху, с крыши, послышалась длинная автоматная очередь, изрешетившая рухнувшего на снег полковника Васина.
– Муда-а-ак!! заорал я. Хотел броситься к лежащему Васину, но в этот момент дернулся Ваганов. Куда?! Сидеть!
Моя нога давно уже давила на газ, машина ревела, но все стояла на месте перед раскрытыми
Я выжал сцепление, "Волга" рванулась в ворота.
Машина прыгала на дорожных ухабах, Ваганов, сидевший рядом, на переднем сиденье, улыбался. Я держал баранку одной рукой, другой тыкая "стечкиным" генерала в бок.
– И куда ты меня отвезешь, Турецкий? Может, к себе в прокуратуру? ухмыльнулся Ваганов.
– Точно, в прокуратуру. Доставлю в лучшем виде, кивнул я.
– Ну давай, валяй… А ты ведь мне сразу понравился, еще в Германии. Лихой ты, как я погляжу. Только не тыкай ты меня, все ребра отобьешь. Ваганов попытался локтем отодвинуть мою руку, но я еще сильнее вжал в его бок ствол пистолета, так что он застонал.
– Заткнись, гаденыш…
– Турецкий, ты что, не понимаешь, что сейчас уже все войска подняты по тревоге? Мы еще с тобой можем мирно договориться, говорил он, потирая бок рукой.
– Это баба с мужиком может договориться, а мы с тобой, сука, никогда не договоримся! ответил я.
– Ты что, следователь, хочешь, чтобы страной правили не мы с тобой, а продажные масоны из-за океана? Подумай сам, Турецкий, еще не поздно!…
Увидев мою минутную растерянность, Ваганов вдруг схватился обеими руками за мой пистолет, задрав его над своей головой. Я мгновенно кинул ногу на тормоз, Ваганов сильно ударился головой о ветровое стекло. Машина оказалась на краю дороги, покрытой ледяной коркой.
"Волга" начала медленно скатываться вниз по заледеневшей насыпи.
Ваганов по-прежнему не выпускал из рук пистолета, пытаясь вырвать его у меня.
Нога соскользнула с педали тормоза, "Волга" уже быстро катилась вниз. Я отпустил руль, перехватил обеими руками пистолет и нажал на спуск. Прогремел выстрел. На ветровом стекле появилась дыра с расходившимися от нее многочисленными трещинами.
Но Ваганов не собирался униматься. Отпустив пистолет, он вцепился своими лапами мне в горло.
Я услышал треск, машина вдруг начала оседать. Я понял, что "Волга" оказалась на льду реки, который сейчас проваливается под нами…
Три дня я отлеживался после моего купания в ледяной Десне. Как ни странно, воспаления легких я не подхватил, лишь небольшой бронхит. Я кашлял, бухая на всю квартиру, но температуры почти не было. Каждый день ко мне приходил врач из нашей поликлиники, говорил, что ничего страшного, выкарабкаюсь. Свозили меня на рентген, который подтвердил: воспаления легких нет.
Грязнов с Меркуловым пришли ко мне, лишь когда вернулись из Ильинского. Они принесли бутылку спирта.
Мы расположились на кухне, выпили. И только потом рассказали, что главврач Кузьмин был найден с дыркой в голове, он покончил с собой. Но, возможно, его пристрелил кто-то из своих же контролеры или кто-то из военных. Заниматься Кузьминым особо не было времени.
Контрразведчики, которые до сих пор шмонают военный аэродром, пока о результатах не дали знать. Известно лишь, что майор Брагин пропал, не иначе как, хоть и раненный, пустился в бега.
Командир авиаполка делает невинные глаза: мол, он ничего не знает и не знал о планах бывшего заместителя командующего. А сам он занимается приемом и обустраиванием наших офицеров, которых переводят из Германии под Смоленск. Офицеры и солдаты проводят плановые учения по повышению боевой и политической подготовки.
Заместитель же командующего ЗГВ, генерал Ваганов, оказывается, застрелен сбежавшим сумасшедшим, неким Ивановым Сергеем Сергеевичем…
– Вот, собственно, и все, Турецкий. На тебя никто ничего не повесит. Даже Звезды Героя бывшего Советского Союза или Звезды Героя России не жди!… закончил Костя Меркулов не без иронии.
– А я и не жду, ответил я.
И мы вновь сдвинули стаканы, в которых плескался едва разведенный спирт.
Поздно вечером наконец-то позвонила Ирина. Услышав ее голос, я чуть не прослезился от нахлынувших чувств.
– Саша? Саша, куда ты пропал?! Я столько раз звонила, ты не брал трубку! Где ты был, я так беспокоюсь!
– Со мной все в порядке. Правда, простыл немного, но ничего страшного, небольшой бронхит. Меня отправили на недельку в санаторий подлечиться. А не звонил, потому что не хотел, чтобы ты волновалась, думая, что я лежу при смерти в больнице.
– Саша, нельзя же так пугать! Я хочу извиниться, что не приехала встречать с тобой Новый год. Я была занята, новогодняя программа сам понимаешь. А ты, видимо, уже подумал Бог знает что?
– Нет, Ирка, глупая ты моя!… Я так и понял: ты занята, пляшешь Снегурочкой возле елки, веселишь публику.
– Какой ты у меня глупый все-таки, Турецкий, что сам не позвонил из санатория. Значит, ты на меня не сердишься?
– Нисколько! Я очень соскучился по тебе! Вот только кашель пройдет, обязательно прилечу к тебе, если примешь, конечно.
– И я тебя, Саша, ужасно люблю… Ты точно выздоровел?
– Абсолютно.
– Я целую-целую тебя, глупый-глупый мой сыщик!
– Почему глупый? уже хотел рассердиться я.
– Потому, что ты даже не догадываешься, как я тебя люблю…
На столе отчаянно зазвонил телефон.
– Турецкий слушает.
В ответ он услышал слегка изменившийся от волнения голос Вадима Дроздова:
– Кажется, пора выпускать дядюшку.
Говорить по телефону было слишком опасно, и Вадим Дроздов на автомобиле с воющей сиреной понесся к дому, где жил Вячеслав Грязнов и куда из других частей Москвы уже торопились Турецкий и Романова.