Марсианский прибой (сборник)
Шрифт:
И все же Полынов машинально перелистал лежавшую на тумбочке библию, единственную книгу, которая оказалась в каюте. "В дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй", — бросилось в глаза. С досадой Полынов перевернул страницы: "Бывает нечто, о чем говорят: "Смотри, вот это новое", но это было уже в веках, бывших прежде нас".
Попынов отшвырнул пузатую книгу. Ему послышался вкрадчивый голос Гюисманса, цитирующий последние строчки.
Библия шлепнулась на стол, и звук ее падения слился с шумом за дверью. "Сюда", — послышался грубый голос. Дверь отлетела, толчок в спину швырнул внутрь
— Вы?!
— Я…
Полынов разжал руки. В глазах девушки бились тревога и радость. На подбородке запеклась струйка крови — час назад ее не было.
— Вас… били? — только и нашелся спросить Полынов.
— Меня? А что… — она тронула подбородок. — Кровь? А, это я прикусила губу. Боялась разреветься… Пустяки. А вас… вы…
— В полном порядке, как видите, — пробурчал Полынов, совершенно не представляя, что теперь делать. — Что с остальными?
— Увели поодиночке. Меня последнюю. Я уж думала…
— Какая-то ошибка, что вас втолкнули сюда, — Полынов шагнул к двери, чтобы постучать.
— Не надо! — Девушка схватила его за руку.
— Почему?
— Как вы не понимаете! — В ее голосе было отчаяние. — Опять коридор и эти… Объяснений не требовалось.
— Но вам самой будет лучше с…
Она перехватила его невольный взгляд.
— Да не все ли равно! И вы… — Она насупилась. — Нет, не все равно… С вами лучше. Вы не будете причитать, как наши… — Она вскинула голову. Хотите, я стану на колени?
— Что ты, деточка! — опешил Полынов.
— Не называйте меня деточкой! Я взрослая и вообще… — Она топнула ногой. — Представьте, что я ваша сестра. Ну и все…
"Н-да, — подумал Полынов, — не слишком ли это много? Впрочем, девчонка права, сейчас не до пустяков, а она, похоже, с характером, бросилась закрывать меня, глупая. Ну, ничего, обойдется; но хотел бы я знать — зачем ее сюда… нелепо… Хотя… чем больше нелепостей, тем труднее что-нибудь понять, в этом есть расчет, ну, посмотрим еще кто кого…"
— Ладно… — он опять не знал, что сказать. — Как вас зовут?
— Крис. И можете говорить мне «ты». И ругаться, если хотите.
— Почему — ругаться?
— Не знаю, — она рассеянно огляделась. — На всякий случай.
Она скинула туфли — теперь она не доставала Полынову до плеча, вспрыгнула на кровать, резким движением головы отбросила со лба челку, умостилась поудобней. Чисто женская особенность в любой обстановке уметь непринужденно устраивать вокруг себя подобие уютного гнездышка: два-три взмаха руки — гнездышко готово. Она притихла. Полынов как дурак стоял посреди каюты.
— Что будет с нами? — вдруг быстро спросила она. В ее широко раскрытых глазах снова был страх. Но уже смягченный, словно она оторвалась от испугавшей ее книги.
— Хотел бы я знать… — буркнул Полынов.
— Вот никогда не думала, что попаду в плен к пиратам. А вы кто: бизнесмен, инженер? Полынов объяснил.
— О! — Теперь в глазах Крис был восторг. — Тогда мы спасены.
— Да почему?
— Очень просто. Вы умеете гипнотизировать, да? Входит бандит — ну с обедом, что ли, — вы усыпляете его, лайтинг ваш, мне пистолет (я умею стрелять!), мы захватываем рубку и…
Полынов рассмеялся.
— Чему вы смеетесь?
Полынову стало легко и просто. Редко, но встречаются люди, чьи слова самые обыденные — всегда непосредственны и свежи. Секрет не в словах, даже не в интонации: в раскованности чувств, когда ничто не мешает им тотчас отразиться во взгляде, в мимике лица, в движении.
— Нет, Крис, ты сказала дело, но у тебя преувеличенные представления о способностях рядового психолога.
Не объяснять же ей теорию гипноза. Правда, он слышал об исследователях, которым будто бы удавался мгновенный гипноз. Их бы сюда… А его способности, увы, ограниченны, кто же знал… Впрочем, она права: и они могут пригодиться…
— Жаль. А то как было бы хорошо… Но мы придумаем еще что-нибудь, ладно?
— Обязательно, Крис.
Уже через полчаса Полынов знал о девушке все или почти все. Как ей осточертел колледж и сонный городок Санта-Клара; как она заставила отца позвать ее к себе на Марс; как она трусила при старте; какой у нее был великолепный друг — овчарка Найт; почему она не любит транзисторы и мальчишек и почему не может жить без конфет; что, по общему мнению, у нее несносный характер; что она мечтает стать зоологом; что ее любимые писатели Хемингуэй, Чехов и Экзюпери, а политики она терпеть не может, потому что там все обман; а дураков она жалеет, они убогие; ненавидит людей, которые воображают себя "прелестным пупом земли" (сокращенно ППЗ); последнее произведение Гордона она еще не читала (как, вы ничего не слышали о Гордоне?!), а смерти она не боится, так как почему-то уверена, что с ней ничего такого случиться не может…
Она не стремилась излить душу, ее спрашивали, она рассказывала. Полынова все больше изумляла выносливость ее характера; недавнее потрясение как будто совсем на ней не отразилось, она была сама собой — непосредственной, решительной, угловатой. Полынов отдыхал, слушая ее, улыбался ее наивности и думал, что у нее счастливый характер. Ему начало казаться, что он знает ее давным-давно, и жаль, что она ему не сестра. И что сомневаться не приходится Крис не могла быть орудием Гюисманса.
Вскоре он, впрочем, заметил свою ошибку: потрясение для Крис вовсе не прошло бесследно. Ее стало холодно, она натянула на себя одеяло, ее знобило. Духовная выносливость у нее явно превосходила физическую, а уж если он чувствует себя разбитым…
— Спать, — оборвал он ее. — Мне и тебе нужно отдохнуть.
— Но у нас же нет плана освобождения! И вовсе я не устала, — она упрямо выпятила свой маленький, подбородок.
— Зато я устал, — сказал Полынов.
— Ну, раз так… Я тоже устала. Она свернулась калачиком и закрыла глаза. Полынов долго лежал на спине, вслушиваясь в сонное, неровное дыхание девушки несколько раз она вскрикнула, — и думал, что теперь на его совести еще и чужая жизнь, а это много тяжелей, но и легче, потому что есть союзник. И что будь здесь еще хотя бы Бергер — парень что надо, хотя и фанфарон, — бандитам бы несдобровать, потому что три неглупых человека, объединенных одной целью, сильней десятка бандитов. Но сожалеть о несбывшемся нечего, надо думать, как использовать единственное свое оружие — знания, чтобы стать сильнее лайтингов, сильнее Гюисманса, который тоже отнюдь не глуп и который тоже владеет психологией.