Марья Вранница
Шрифт:
Не поняв, искренне она говорит или скрывает обиду, я предпочёл промолчать и принялся раскладывать тонкие кусочки сырокопчёной колбасы по заветренным кускам хлеба.
Наскоро позавтракав бутербродами с дрянным кофе, мы принялись строить планы на день. Дожидаться Дениса с Юлькой, сидя дома, не очень хотелось, поэтому начать мы решили с прогулки по окрестностям, но быстро в этом занятии разочаровались. Враново представляло собой весьма печальное зрелище: россыпь обветшавших домишек, построенных, кажется, из всего, что под руку попадалось. Молодёжь покинула это место давным-давно, оставив только стариков и старух, смурных и до самых глаз закутанных
Словом, смотреть во Враново было нечего. Немного спасало только то, что мы оба любили Лавкрафта, так что местная атмосфера принесла некую долю наслаждения, но и этого развлечения хватило не больше, чем на двадцать минут. Соваться в лес, угрюмой тёмно-зелёной стеной возвышавшийся над ветхими домишками, было боязно, особенно после того, как я рассказал, что дохлую ворону в наше лобовое стекло, скорее всего, бросили намеренно. Столкнуться посреди незнакомого леса с тем, кто развлекается подобным образом, - так себе удовольствие.
Так что, побродив немного по умирающей деревне, у которой не хватало сил даже на агонию в виде сельского клуба или краеведческого музея, мы вернулись домой, решив обследовать своё пристанище. Много времени на это не ушло: крохотная кухонька, служившая также прихожей, коридор да две комнаты поведали нам свои тайны буквально за четверть часа. Самыми любопытными находками стали перевязанные ветхой тесёмкой фотографии каких-то Денисовых предков, которые мы скромно отложили в сторону, не решившись просматривать без хозяина дома, да циклопических размеров сервант советских времён, доверху набитый книгами. Скорее всего, собирала их Денина бабка, причём по советской привычке делала это совершенно бессистемно: огромные пыльные стопки журналов "Пионер" и "Юность" соседствовали с какой-то советской литературой аграрно-натуралистической направленности и несколькими томами совсем уж ветхого вида в кожаных переплётах с выдолбленными на обложках непонятными символами и крестами. На нижних полках серванта обнаружилось несколько толстых тетрадей, аккуратно заполненных от руки красивым убористым почерком. Их-то мы и решили изучить в первую очередь. Я напомнил было Свете, что дневники не сильно отличаются от фотографий в плане интимности содержания, но она эту мысль проигнорировала, а я не стал настаивать.
Выбравшись из пыльных недр советской мебели, мы оттащили нашу добычу на кухню. Заподозрив, что ничего шокирующего нам обнаружить не удастся, я прихватил с собой пару номеров "Юности", выглядевших не слишком заплесневелыми.
– Ну, чего там пишут?
– поинтересовался я у уткнувшейся в древние тетради девушки, пролистывая очередной рассказ о студенте, занятом поисками себя.
Света пожала плечами:
– Не совсем понятно... Дневники написаны пополам на русском и, кажется, польском. Тут и рецепты, и какие-то семейные события. Смерти, рождения, свадьбы. В русскоязычной части, по крайней мере. С польской немного сложнее, язык я не знаю. Но, похоже, тут про какие-то культы или легенды.
– Вранница упоминается?
– ткнул я пальцем в небо.
– А вот, кстати, да. Раза по три на каждой странице. Как ты думаешь, Денис знает польский?
– С чего бы?
– Ну, это его предки...
Я неопределённо хмыкнул, покачав головой, и углубился в изучение фотоотчёта с какой-то выставки бородатого года.
Денис вернулся под вечер. Один. Светку к тому моменту уже распирало от желания задать ему целую кучу вопросов по поводу дневников на русско-польском,
– Собираемся и уезжаем...
– хрипло скомандовал он с порога, ухватившись за дверной косяк.
– Едем? А... А Юлька где?
– Едем срочно!
– выкрикнул Деня и разрыдался.
Привести его в себя и заставить рассказать, где же Юля, у нас получилось далеко не сразу, но полная чашка горячего чая, щедро сдобренного коньяком, сделала своё дело. Следуя литературным клише, я должен был бы сказать, что рассказанная им история потрясла нас и напугала до дрожи в коленях, но всё было не так. В первую очередь мы заподозрили, что Юля с Деней вместе решили продегустировать местные грибы.
Как мы и думали, влюблённая парочка справедливо решила, что посещать памятные места развенчанной легенды нам будет не очень интересно, так что, наскоро позавтракав, они отправились в маленькую экспедицию вдвоём, прихватив с собой термос чая и пару бутербродов. До Девичьего камня Денис и Юля добрались быстро и без приключений. Побродили вокруг, самопровозглашённая ведьма с умным видом поразмахивала над валуном руками, поражаясь его энергетике.
А вот с обратной дорогой всё вышло не так гладко. Возвращались они вроде бы по той же тропе, по которой и пришли, но при этом никак не могли понять, где находятся. Сосновый бор, куда более древний, чем деревенька Враново, окружал со всех сторон, а разлапистые ветви деревьев практически заслоняли небосвод.
– И страшно было, понимаете?
– проговорил Денис, содрогаясь всем телом.
– Такая жуть стала накатывать непонятная, будто всё хорошее в жизни уже закончилось, а дальше - только тьма и ужас.
Мы торопливо успокоили его какими-то глупыми фразами, и он продолжил рассказ.
Бор становился всё неприветливее, а на ветвях, склонявшихся почти до самой земли, стали появляться вороны. Огромные, откормленные, лоснящиеся, они провожали Дениса и Юлю колючими взглядами, лениво прыгали по корявым сучкам и иногда хрипло каркали.
– Словно старухи смеялись, - сравнил Денис.
– Противно так, скрипуче...
А дальше началось что-то совсем уж непонятное. Сгустился сумрак, воздух стал вязким. Было даже ощущение, что его приходится с усилием проталкивать в лёгкие. Я вздрогнул, вспомнив ощущения из своего кошмара. Одновременно с этим на Дениса и Юлю навалилась жуткая апатия. Разговор затих, они оба погрузились в свои мысли. Между деревьями замелькала неясная тень огромного размера, но в тот момент это почему-то совершенно не напугало моего друга и его спутницу. Карканье звучало уже непрерывно, со всех сторон, словно мерзкие птицы предчувствовали что-то.
Тень мелькала всё ближе и ближе, вопли ворон превратились в настоящий смех, хриплый и надсадный, как кашель тяжело больного человека.
А потом раздался вопль, и Денис окончательно утратил контроль над своим телом. Ноги его подогнулись, и он рухнул на землю. Мышцы ломило, словно ему только что пришлось пробежать марафон с мешком цемента на плечах, он жадно глотал вязкий, пропитанный непонятной вонью воздух. А ещё - благодарил высшие силы за то, что трава, редко пробивавшаяся через ковёр из шишек и иголок, устилавший землю, загораживала ему обзор и мешала увидеть, что происходило с Юлей. Он мог разглядеть только, как шевелилось нечто огромное, тёмное...