MASH
Шрифт:
Дюк отыскал Ловца Джона в столовой — он смотрел фильм, который видел в Штатах уже дважды. Ловец пришел, взглянул на рентген, и они с Дюком присели к Анжело.
— Как считаешь, Носки [24] в этом году хорошо будут играть? — спросил парнишку Ловец.
— Без Славного Парня [25] им ничего не светит, — сказал Анжело, — а я знаю этот наш верзила тоже где-то здесь.
— Точно, — сказал Ловец. — Тебя успокоит, что даже такой мужик как он здесь?
— Шутишь,
— Ну, он обязательно вернется, — сказал Ловец, — И ты тоже вернешься и увидишь его.
— А ты откуда, док? — спросил Анжело.
— Из Винчестера.
— Знаешь моего двоюродного брата, Тони Риччо? Он твой ровесник примерно.
— Конечно, знаю, Анжело. Он был кэтчером — ловил мяч за среднюю школу Винчестера.
— Ага, — сказал Анжело. — Им интересовались Носки, но он вывихнул руку.
Вежливая ностальгическая беседа на этом закончилась.
— Анжело, мы собираемся тебя прооперировать, — сказал Ловец.
— Хорошо, — ответил мальчик, — давайте. Вы же врачи.
Ловец и Дюк прооперировали его. Ловец заранее составил план действий.
— У него кровь в околосердечной сумке. Прежде чем вскрывать его, надо взять под контроль нижнюю полую вену. Нам нужно много донорской крови. Как только доберемся до сердца, нужно немедленно зашивать дыры, или мы проиграем.
Они делали все, что было в их силах… И на совесть, но когда вскрыли предсердие, все пошло к чертям. Осколок снаряда сделал несколько дырок в правом предсердии. Ловец и Дюк починили его лучше, чем это сделал бы кто-либо во всей Корее, но им и Анжело не хватило трех-четырех минут.
Анжело умер. Не суждено ему было увидеть, как Тэд Уильямс снова выходит на поле. Через полчаса Даго Красный обнаружил Ловца Джона Макинтайра, слоняющегося в темноте, отвел его в палатку и вручил банку пива. После этого он пошел на поиски Дюка Форреста и нашел его в Болоте. Дюк уже открыл банку пива, но не пило, а плакал в нее.
— И ведь из-за Янки… — пробормотал Дюк, чтобы скрыть свое смущение, когда он поднял голову и увидел Даго Красного. — Знаешь, что? С моим везением мне янки даже трогать не стоит, тем более оперировать.
Стало понятно, что с хирургами нужно что-то делать. Это стало понятно Даго Красному. Это было ясно полковнику Блэйку, понявшему что у него большая проблема с его проблемными ребятами, слишком уставшими и удрученными для создания своих обычных проблем. Еще это стало очевидным и для Радара О’Рэйли, настраивавшегося на волну каждого. Он был самым проницательным служащим 4007-го МЭШ, и он нашел два решения.
Первым стал доктор Р.С. Кэрролл. Доктор Р.С. Кэрролл прибыл в дурдом имени Янки Дудля из дебрей Оклахомы недель пять назад и каким-то образом за время получения медицинского образования и двух лет выпускной практики умудрился остаться абсолютно неподготовленным к обыденным вещам человеческой жизни. Ловец Джон, как самый воспитанный обитатель Болота, взял доктора Кэрролла под свою опеку.
— А я-то думал, что живу с самыми неотесанными деревенщинами во всей Корее, — сказал Ловец Джон, — до тех пор пока не появился этот лопух.
Кличка «Лопух» приклеилась к Кэрроллу. Будучи новеньким в части, он еще не успел стать своим в том тесном кругу, который регулярно собирался в Болоте пропустить стаканчик перед ужином, но изредка заглядывал сюда. Однажды вечером, во время депрессии, нахлынувшей после Великого Потопа, он постучал в дверь. Его пригласили войти. Хирурги были одни.
— Простите, — сказал Лопух, — но капрал О’Рэйли сказал, что вы, ребята, хотели меня видеть.
— Радар, — сказал Ястреб, задумавшийся над своим мартини, — должно быть, перепутал волну.
— Не обращай внимания на капитана Пирса, — сказал Ловец Джон, протягивая Лопуху большой стеклянный стакан с мартини, который он смешал для себя. — Присядь и выпей.
— Что это? — поинтересовался Лопух.
— Мартини… Более или менее, — ответил Ловец.
— А стакан — как для воды, — сказал Лопух.
— Правильно, — сказал Ловец, — это что-то типа воды, только не такой, которую от жажды пьют.
— Ага, — сказал Дюк.
— Ну… да… — сказал Лопух.
Наверное, Лопух хотел пить. Он прикончил стакан в пять минут и дал понять, что хочет еще. Ловец дал ему еще один, но уже недоверчиво.
— Знаете че? — заговорил Лопух.
— Че? — спросил Дюк.
— Я тут чуть больше месяца, — сказал Лопух, — но возбужден хуже чем сука в течке.
— Эт хорошо, — одобрил Дюк.
— Ага, — сказал Ястреб. — Это значит, что ты здоров.
— Ну… да… — сказал Лопух.
— Тогда в чем проблема? — спросил Ястреб.
— Нуу, — сказал Лопух, — че мне делать-та?
— А о медсестрах ты задумывался? — сказал Ястреб.
— Все время, но мне показалось, они все уже заняты, или просто сразу отшивают.
— Могу поручиться за сестер, Лопушок, — утверждал Пирс. — Они тоже люди, как и мы.
— Ну да? — удивился Лопух.
— Некоторые из них готовы всегда. Другие — иногда, ну и многомесячные наблюдения убедили меня что лишь немногие из них — лесбиянки.
— Ну… да… — сказал Лопух, отглотнув сразу половину второго мартини, — но как мне эт-выяснить-та?
— Это не ко мне, — сказал Ловец. — Капитан Пирс у нас по этой части спец.
— Ну, — сказал Ястреб, млея от комплимента, — есть два метода. Первый простой, «правильный», американский, банальный, гражданский подход, когда ты тратишь все свое свободное время на неделе, ублажая бабу выпивкой, ужинами, возишь ее в Сеул в ее увольнение, водишь в наш, так называемый, Офицерский Клуб по вечерам в субботу, накачиваешь ее и провожаешь до палатки или к реке, прихватив одеяло.