MASH
Шрифт:
— Что?
— Хаммонд, — сказал Генри, расхаживая, — он воображается себя местной звездой и называет себя тренером 325 госпиталя. Да ведь он застрял где-то в футболе времен Пуджа Хеффелфингера [39]. Да он, черт возьми, не знает даже основ современной игры!
— Хорошо, — сказал Ловец.
— Он настолько генерал, что вместо футбольных упражнений на тренировках только всех строит, — сказал Генри.
— Тогда мы можем провернуть дельце? — спросил Ястреб.
— Да, — ответил Генри, — но с одним
— Каким?
— Я хочу быть тренером, — сказал Генри.
— Все, что пожелаете, Тренер, — подтвердили они в унисон.
— Хаммонд, ха! — сказал Генри. — С какой стати он решил, что он тренер?
На следующий день Ястреб написал письмо капитану Оливеру Венделу Джонсу и посвятил его в свой план. Он восхвалял условия работы в Двойном-неразбавленном; в ярких красках расписал дружескую атмосферу Болота и пригласил капитана Джонса стать в их тесном кругу четвертым. Затем обратил внимание на выгоды, как финансовые, так и материальные, которые можно извлечь из скромного матча против 325 части. В то же время полковник Генри Блэйк, хихикая про себя, сделал соответствующий запрос генералу Гамильтону Хаммонду. Десять дней спустя в двери Болота оказался капитан Джонс, зслонивший собой весь дверной проем.
— Бог мой! — сказал Ловец. — Полное затмение, темнота в полдень! Вы посмотрите на его габариты!
— Пьет он двойной бурбон и колу, Ловец, — сказал Ястреб, подпрыгивая и пожимая руку капитана Джонса. — Добро пожаловать, Копьеносец!
— Вы уверены, что я по адресу? — сказал капитан Джонс, ухмыляясь.
— Точно по адресу, — сказал Ястреб. — Познакомься с Ловцом. Пожми руку Дюку. А теперь пожми руку двойному бурбону.
Капитан Джонс пожал. Если честно, он подал руки нескольким двойным бурбонам, пока остальные, как обычно, признавались в любви к мартини марки «Ловец». Ястреб и капитан Джонс обменялись парочкой воспоминаний, а затем вмешался Ловец.
— Скажи мне вот что, — обратился он к капитану Джонсу. — откуда такое погоняло: Копьеносец?
— Приходилось и копье метать, — сообщил им Джонс. — Кто-то стал называть меня так, и газетчики решили, что это неплохое прозвище, и оно ко мне прилипло.
— А как вы с Ястребом стали таким друзьями не разлей вода в Тэгу?
— Ну, — сказал Джонс. — Меня туда направили, там совсем не было цветных, и отдельной комнаты для меня не нашлось. Ястреб пошел к командующему и сказал: «Скажите этому верзиле, что может жить со мной, если хочет».
— Мило, — сказал Ловец, — но маловато для ордена Доблестного легиона. [40]
— Да никто и не раздает тут медали, — сказал Копьеносец, — но вокруг столько двуличностей. Самые худшие из них — типы, которые просто из кожи вон лезут чтобы показать, что цвет кожи для них не имеет значения, а вот если бы я не был цветным, они бы меня и не заметили. Они — часть бремени черных.
— Понятно, — сказал Ловец.
— Ну а вообще, — продолжал Копьеносец, — там было полно цветных, и я знал нескольких. Некоторые изредка заходили ко мне. Иногда Ястреб оставался с нами, но чаще всего он сбегал. Однажды я спросил: «Ястреб, почему ты избегаешь моих друзей?»
— И этот парень, — сказал Копьеносец, кидая в сторону Ястреба, — говорит мне: «Тебе все здешние белые нравятся?» Я ответил: «Нет, Ястреб, и спасибо». Вот так и вышло.
— Ну, и черт с этим, — произнес Ястреб. — Давайте сменим тему.
— Минуточку, — сказал Дюк, до сих пор лишь наблюдая за беседой. — Я кое-что хочу сказать.
— Что? — сказал Копьеносец, глядя прямо на него.
— Я из Джорджии, — сказал Дюк.
— Я в курсе, — сказал Копьеносец.
— Если, эт-та, у меня с тобой будут недоразумения [41], — сказал Дюк, — только мы сможем их понять. Эти янки не смогут, но что я хочу сказать — у меня нет к тебе претензий. А если у тебя возникнут — скажи мне.
Капитан отхлебнул выпивки, оскалился и посмотрел на Дюка.
— И у меня к тебе нет, Малыш-Дюк, — сказал он.
— Минуточку, — сказал Дюк, уставившись на капитана Джонса. — С чего это ты зовешь меня Малышом Дюком?
— Ну, — сказал Копьеносец, — Ястреб написал мне про вас двоих, и сказал, что ты из городка Форрест в Джорджии, так?
— Ну да, — откликнулся Дюк, — но…
— Твой папаша — доктор?
— Ага.
— У него маленькая ферма к северу от городка?
— О, нет, — сказал Ловец. — только не это…
— Да подожди ты, — сказал Дюк. — Он прав. Пусть говорит.
— А кому сдавали в аренду ферму? — спросил капитан Джонс.
— Джону Маршаллу Джонсу, — ответил Дюк.
— Мне стоило стать юристом, — сказал Оливер Вендел Джонс. — А что стало с Джоном Маршаллом Джонсом?
— Его прирезал другой негр, — ответил Дюк.
— А что с его семьей?
— Они уехали на север.
— Точно, — сказал капитан Джонс. — Они подались на север. А знаешь, откуда они взяли денег на поездку?
— Нет.
— Доктор продал ферму, заплатил по долгам семьи и дал моей маме тысячу долларов. Они прозвали его Большой Дюк. Как тебе это, Малыш Дюк?
Капитан Форрест промолчал. Он просто сидел, глядя на капитана Джонса, и тряс головой.
— Понял, почему я не в обиде? — сказал Копьеносец.
— Дюк, — сказал Ястреб, — как сказал Грант генералу Ли в Аппоматоксе: «Сдаешься?» [42]
— Ага, — ответил Дюк.
13
Хотя дел у полковника Генри Блэйка было больше чем когда-либо со времен Потопа, он был счастливей, чем когда-либо со дня прибытия в Корею. Первое, что он сделал после появления нового нейрохирурга, — позвонил генералу Хаммонду в Сеул и все еще хихикая про себя, поинтересовался, не желает ли случайно футбольная команда 325 эвакуационного госпиталя встретиться с одиннадцатью представителями 4077 МЭШ.