Машина порядка
Шрифт:
Здесь придется сделать небольшое отступление. В начале 90-х годов прошлого века в России произошла революция. Она носила двойственный характер: была одновременно антиколониальной (под метрополией понимался Советский Союз) и буржуазной. Цель любой антиколониальной революции — покончить с господством внешней силы и утвердить независимость страны. Цель революции буржуазной — утвердить капитализм и буржуазные демократические институты.
Ходорковский пишет о событиях 1996 года как о тотальном поражении российской демократии. Между тем 1996-й был бы невозможен без 1993-го, когда на улицах Москвы в мини-гражданской войне схватились две группировки — проельцинских демократов и прохасбулатовских
Ситуация, совершенно невозможная для государств Восточной Европы или Украины, где слова «патриот» и «демократ» — синонимы. Все демократы — патриоты, все патриоты — демократы. Как же иначе? 1993 год прервал развитие России по «восточноевропейскому» пути, направив страну по пути коррумпированных латиноамериканских режимов.
Проблема в том, что буржуазно-демократическая революция не всегда совпадает с антиколониальной. История знает случаи, когда антиколониальные революции возглавляли феодалы или рабовладельцы для того, чтобы оттеснить метрополию от кормушки и самим господствовать над покоренной страной. Выход Соединенных Штатов из состава Британской империи отнюдь не способствовал отмене рабства, которое пало лишь в результате гражданской войны 1861–1865 годов. Аналогичная ситуация сложилась и в странах Латинской Америки, вышедших из-под колониального гнета Испании. Часто отпадение бывшей колонии от метрополии приводит не к прогрессу, а, наоборот, к возвращению государства к первобытным формам экономического и политического устройства.
Кризис 1993 года привел к победе демократов. Россия превратилась в колонию собственной правящей верхушки. Вместо буржуазного национального государства возникла периферийная империя, живущая за счет сверхэксплуатации народа и вывоза природных ресурсов за границу. Одну из ведущих ролей в становлении подобного строя сыграл, увы и ах, сам Михаил Борисович Ходорковский. И хотя сейчас он осознал свою ошибку, из песни слов не выкинешь.
Может ли левое правительство прийти к власти в подобной стране? Левое в классическом, европейском смысле — вряд ли. Ходорковский сожалеет, что в 1996 году не свершился исторический компромисс, президент Ельцин не сделал премьером Зюганова. Дескать, тогда и овцы были бы сыты, и волки целы. Однако в 1996 году Зюганов не пришел к власти потому, что большинство правящего класса опасалось передела собственности.
В странах Восточной Европы, где национально-демократическая революция завершилась установлением демократических режимов, компартии преобразовались в Союзы левых сил. Народу Польши, например, было ясно, что сложившийся новый общественный уклад крепок и отдельной партии уже не изменить его, даже в случае прихода к власти. Это понимали и сами партии. Их преобразование из коммунистических в социал-демократические означало признание новых режимов и готовность играть по их правилам.
То ли дело у нас. КПРФ, единственная крупная левая партия, до сих пор не признает легитимность ельцинской революции 90-х годов прошлого века. А власть продолжает сохранять ее как единственную крупную оппозиционную партию, в принципе не способную прийти к власти.
Конечно, можно сказать, что в Латинской Америке существуют левые правительства, отличные от восточноевропейских. Вспомним хотя бы президента Венесуэлы Уго Чавеса. Однако риторика этих режимов лишь кажется левой внешним наблюдателям. Они используют ее, чтобы завоевать симпатии западного общественного мнения. В реальности же подобные режимы борются за суверенитет своих стран против США, то есть южноамериканские левые являются американофобами. Режим Чавеса по своей структуре вовсе не социалистический, а национал-популистский. С точки зрения структуры власти он напоминает скорее Польшу времен Леха Валенсы. Яркий национал и социал-популист, Чавес вряд ли бы был признан своим в рафинированном кругу социал-демократов Европы. Он скорее
Ходорковский приводит данные соцопросов, свидетельствующие, что подавляющее большинство граждан России разделяет идеи социальной справедливости. Да, это так. Но верно также и другое — рейтинг КПРФ процентов на 80 ниже этих цифр. О популярности иных оппозиционных партий не стоит и говорить. Возникни сейчас действительно левая коалиция и повторись ситуация 1996 года, против нее объединятся все те, кто приобрел в результате реформ последнего десятилетия. А этих людей не так уж мало.
Перед Россией стоит задача не столько легитимации собственности, сколько легитимации государства. Наше государство пока что не национальное и не демократическое. И это его главная проблема в глазах народа. Пока что общество устроено так, что в нем господствует постсоветская элита, которая стремится сохранить режим в неизменности. Однако неизменность режима становится препятствием на пути развития страны.
Ходорковский обходит молчанием вопрос легитимации государства. Похоже, он его просто не понимает. Но ведь признание государства со стороны общества — самый важный вопрос. Если общество признает государство, то оно признает его законодательные акты. В этом случае легитимация собственности, о которой столь долго и бесполезно говорили либеральные большевики, произойдет автоматически. Сначала государство должно стать демократическим, должна возникнуть нация (понимаемая как сообщество людей, заинтересованных в существовании страны). А уж затем, когда демократические институты утвердятся, а нация станет хозяином страны, можно говорить о приходе левых к власти.
Много ряженых, но мало правых
Для чего нужна партия «Родина»?
Спор о судьбе этой партии заставляет вновь вернуться к вопросу о сущности этого политического феномена.
Проблема России в том, что в стране нет цивилизованной правой партии. Российских правых традиционно обвиняют в мракобесии. Дескать, хотят возвести на престол царя-батюшку Георгия Гогенцоллерна, носят бороды лопатой, пью квас. Между тем все это — внешний антураж. Много ряженых, но мало правых. Россия страдает не от переизбытка мракобесия, а от его отсутствия. Будь у нас сильная правая партия и подлинное мракобесие, либеральные «реформы» никогда не произошли бы. Когда во время беспорядков в Лос-Анджелесе негры попытались громить корейские магазины, владельцы стали отстреливаться. Чем быстро привели «общественность» в чувство. В СССР подобной консервативной силы в начале 1990-х годов прошлого века не оказалось, что и привело «Совдепию» к печальному концу.
Обычно говорят — вы утверждаете, что в стране нет правой партии? Между тем, в России есть прекрасный Союз правых сил и не менее прекрасное «Яблоко». Разве они не истинные правые? (некоторые из вопрошающих, впрочем, уверены, что «Яблоко» — социал-демократическая партия. Не будем спорить с фанатиками). Ответ: для того чтобы быть правой партией, совершенно недостаточно исповедовать либеральные экономические взгляды. Необходимо быть еще и правым в политике. А это значит — отстаивать религию своего народа (или хотя бы ее базовые этические постулаты), поддерживать свое государство, наконец, национальный капитал и национальную экономику.
Всех этих черт лишены российские либералы. Союз правых сил и «Яблоко» в политическом смысле придерживаются левацкой идеологии. Их антигосударственнические настроения, постоянный поиск происков «кровавой гебни», весьма распространенный среди рядовых членов обеих партий, органически не свойственны правому мировоззрению. Так могут мыслить представители маргинальных политических группировок — левацких террористов, либо крайне правых экстремистов (в Америке для того, чтобы видеть во всем происки ЦРУ и правительства, нужны быть сильно правее Республиканской партии).