Маска красной смерти
Шрифт:
— Это бальный зал, — говорит он.
Это прямое нарушение моей клятвы. Финн бы никогда не стал учиться драться мечом. Но, я знаю, хотел. Когда мы были маленькими, он фехтовал деревянным мечом, который подарила ему мама. Рукоятка была разукрашена золотом, но Финн так часто играл, что краска облупилась.
Финн бы никогда не стал делать такого. Но я могу.
Элиот усмехается.
— Я не столько стану учить тебя тому, как драться, сколько тому, как выглядеть умеющей это делать. Встань тут, — он хватает мое плечо и тянет назад. — Держи меч вот так.
Углы
— Держи меч крепко, — говорит он. — И старайся оставлять его в вертикальном положении, даже если я сильно ударю.
Я хватаю рукоять и стискиваю зубы, готовясь к его удару.
— Ты можешь снять здесь маску, хотя ты и так это знаешь.
— Я ее оставлю, — говорю я. — Ее ношение не причиняет мне неудобства, это будет мое преимущество.
— Тебе понадобятся все возможные преимущества.
Элиот кружит меня. У него невероятно легкий шаг, и он тоже остается в маске. Крошечная победа.
— Если ты снимешь маску, полагаю, я стану интерпретировать это как сигнал о том, что ты уже готова для поцелуя. Как сегодня в парке. С Уиллом.
— Я не...
Наконец, он атакует. Это не столько ранит, сколько сотрясает. Я ровно держу клинок, между нами с Элиотом поединок взглядов.
— Прости, что прерываю момент. А что случилось с бриллиантовым кольцом, которое я тебе дал?
Я оставила его на кухонном столе Уилла.
Внезапное понимание, что на моем пальце ничего нет, заставляет клинок дрогнуть. Его лезвие соприкасается с моим очень мягко. Он оскорбляет меня своим смирением.
Мы боремся в тишине, если не считать эха от ударов его клинка о мой. Оно звенит по всей комнате, но не наши голоса. И наши шаги, когда мы ступаем от бело-золотой орнаментированной плитки к красному ковру и обратно, тихие. Мои руки пульсируют. Элиот бьет, а я блокирую.
Солдаты собираются на затененном балконе, наблюдают.
— Элиот, — мой голос жалобный, и я ненавижу себя за это. — Я знаю тебя не больше, чем в ту первую ночь в саду.
Его клинок устремляется ко мне, и я падаю, запутавшись в собственных ногах.
— Оставайся сосредоточенной! Держи запястья вот так, — он немного поворачивает мои запястья. — Если хочешь сохранить это положение, тебе нужно укреплять руки.
— Я могу укреплять, если нужно.
Он ударяет снова, и я бы вскрикнула, но вижу злость в его глазах.
— Это хорошо, — говорит он. — Всегда действуй уверенно, это оттолкнет твоих противников.
— Всегда действовать уверенно, — повторяю я. — Как ты.
Мои ноги скользят по полированному полу, руки начинают неметь.
— Тогда, на лодке, я раскрылся перед тобой больше, чем за всю жизнь перед кем-либо, — он крутится и вращается, машет в мою сторону мечом, рисуясь.
— Ты держал меня над водой, полной крокодилов, — я ударяю по его клинку своим, сильно. Он улыбается и дарит мне легкий кивок.
Он поднимает меч, и я готовлюсь к новому замаху. Не думаю, что Элиот так же изнурен, как и я, но он не делает следующий выпад.
— Я сказал, что влюбился в тебя.
Кто-то
— Любовь подразумевает доверие. Ты сказал не доверять тебе, — наконец произношу я.
— Ты доверяешь Уиллу?
— Уилл тут вообще не при чем.
— Помнишь брошюры, которые я показывал тебе? Бумаги, разбросанные по карете Эйприл? Здесь, в подвале, есть печатный станок, который не будет работать сам. Думаешь, он печатает подстрекательские брошюры за дополнительную плату, или у него есть собственный план? — он ждет вспышки обвинения. — В любом случае, я хочу, чтобы ты держалась от него подальше.
— Ты не можешь диктовать мне, что делать.
Он стоит около меня. Слишком близко. Я могла бы ударить его мечом, если бы хотела.
— Я забочусь о твоей безопасности.
Я поднимаю меч. Элиот разворачивается и выбивает его из моих рук. Затем он наклоняется, берется за рукоять и отдает мне его обратно.
— Хочешь знать, как я стал таким хорошим бойцом?
Поднимаю брови. Он может это интерпретировать, как хочет.
— Положи меч. Я знаю, что ты измотана. Мой дядя нанял инструктора, чтобы тот меня учил. Сперва я был медлительным и слабым, поэтому мой дядя вынуждал меня сражаться в его тронном зале. Против его солдат. Каждый раз, когда я проигрывал, он казнил того, кого я считал другом. Других мальчиков из замка, тех, с кем я играл в карты. Однажды — просто ребенка, который засмеялся над одной из моих шуток. Затем преподавателей, людей, которые были ко мне добры. Он убил всех, одного за другим.
Элиот шагает, пробегая одной рукой по волосам, в то время как второй сжимает меч, который кажется продолжением его руки. Он проходит мимо канделябра, и его лицо перемещается из тени к свету, и обратно в тень.
— Я совершенствовался и иногда выигрывал. Но мой дядюшка настаивал, чтобы я сражался насмерть каждый раз, — он наклоняется и дотрагивается до меня кончиком мечта — точно там, где сердце.
Я стою так неподвижно, как только могу, потрясенная его историей, мне неуютно, так как он изменил положение. Боль в его глазах превращается во что-то иное.
— Я никогда не завожу друзей, — говорит Элиот. — Из страха, что их потеряю. Еще один или два стежка разойдутся, и твое платье упадет, — он играет с кружевом моего платья, кончиком меча, скользя по корсету.
Он роняет меч и шагает ближе, пока его тело не касается меня. Я придерживаю обрывки платья, мои руки создают крошечный барьер между нами.
— Эйприл говорит, что моя неспособность доверять делает меня слабым. Поэтому я собираюсь все тебе рассказать. Я все еще не знаю, как Мальконтент собирается отобрать город у Просперо, но я готовился встретить его в течение многих лет. У меня есть войска — стражи принца и натренированные солдаты. У них есть семьи. Они живут в этом городе и знают, как принцу наплевать. Они поклялись бороться за меня. Теперь, с картой туннелей, мы сможем двигаться, оставаясь невидимыми.