Маска
Шрифт:
— Н-не будет? — оттолкнувшись от стола, я приблизилась вплотную к оцепеневшему Лексе. — Как?
Оказывается, моё лицо прежде идиотски улыбалось, но не теперь.
Ну… Он снова будет занят? Ничего страшного… Я подожду.
— Виолетт… — Муратов схватил меня за ладони и истошно сжал. — У меня появился продюсер.
— Ого… Здорово, — я слишком медленно захлопала ресницами, не понимая, как реагировать. Но потом вспомнила, что для него нет ничего первостепеннее музыки… — Ты действительно талантлив. Я рада за тебя.
Лекса с усилием сжал губы и, кажется, даже задержал дыхание.
— Ну, говори, — по тому, как громко колотилось
— Послезавтра я уеду из города. Меня согласились продюсировать при условии, что я стану сессионным музыкантом. На год…
Я разинула рот, чувствуя, как в глазах уже скапливаются мерзкие непрошеные слёзы.
Но я всё ещё мало понимала…
— Подожди! Ты уезжаешь на год?
— Да.
Но это же какое-то сумасшествие! У нас всё только началось!
— Л-лекса… Лекса! А к-как же уч-чёба? — у меня задрожал подбородок, хоть я и пыталась изъясняться понимающе, по-взрослому.
Он тяжко втянул воздух, страшась шелохнуться.
— Я взял академ.
Боже, он уже всё решил…
— А… А отец? Ты же соб-бирался съездить к нему в т-табор? Для ч-чего…
— Я разочаровался в нем, после… Того, что рассказала мама. Все откладывал, и так и не съездил. Может, по возвращению…
Солёные жгучие слёзы растеклись по моим щекам, заползли на шею и грудь. Непоколебимого Лексу сдавали с потрохами желваки, что заиграли на его острых скулах. И кажется, его побледневшие не моргающие глаза были на мокром месте.
— Виолетт, иди сюда, — он практически удушающе сжал меня в объятиях, не гнушаясь лавины соплей и нюнь, которыми я заплыла. — Я люблю тебя. Мой отъезд не значит, что мы расстаёмся.
В груди досадливо колыхнулось сердце. Ты даже не представляешь, что это значит!
Я порывисто схватила его суровое лицо, старающееся спрятаться в кудрях, и горько поцеловала сквозь стекающие слёзы.
— Лекса, я очень люблю тебя. Очень… Я живу мыслями о тебе. Но я не верю в отношения на расстоянии.
Глава 24, разбивающая сердце
Нина готовила документы медленно, да и вообще, собиралась в отпуск на дачу. Расчищать сугробы, жарить шашлык. В субботу она оказалась на рабочем месте чисто случайно, поэтому я, как могла, с нелегким сердцем и периодически дрожащим подбородком способствовала Муратову в дооформлении академа. Две ночи он не появлялся у себя дома, а в моей квартире временно поселилась лакированная чёрная гитара, так хорошо вписавшаяся в угол между креслом и шкафом.
Мы прощались.
Как я и представляла, полуголый кудрявый Лекса спал в моей постели. Это свершилось. Он тихонько сопел, пока я разглядывала его подрагивающие ресницы и приоткрытые губы, беззвучно заходясь плачем. Почему так жаль… Очень жаль. И глупо. Вряд ли ему будет приятно узнать, что непробиваемая Вилка впала в уныние из-за его отъезда. Там, в актовом зале — не считается, это первая реакция… И сейчас тоже не считается! Ерунда! Просто…
Просто он уедет. И станет самым популярным музыкантом, я знаю. У него всё для этого есть: внешность, голос, талант и желание. У него есть возможность. Муратов не упустит её, а я… Что я? Так и останусь преподавателем электротехнического факультета. Возьму ещё больше часов, чтобы свихнуться от переработок, а не от ожидания, стану организовывать мероприятия… А ведь Лёша даже не успевал попасть на бал! Но разве это сейчас было важно?
У нас на первом этаже среди фотографий
В глазах помутнело от слёз.
Из меня выросла плохая домохозяйка, но я умела делать бутерброды. Иногда даже вкусные, правда, наклоняющиеся, как башня в Пизе. Я накрыла их тарелкой и оставила для Муратова, уходя на работу. И даже за монотонными лекциями мне не удалось скрыться от зияющего в груди сожаления. Оно распространялось в рёбрах, обгладывая сердце по кусочкам. Моей душой будто сытно завтракали, а мне не удавалось этому воспрепятствовать.
Я на работе. Трачу время. Лёша — у меня дома, разучивает музыку для новой группы. Боже, как же я смогу находиться в тысячах километров от него, если трясусь в паре остановок… Лекция, перерыв, лекция. Позже, Александр Вадимович! Уже в понедельник я смогу сделать всю вашу гребаную отчетность! Я бегу на автобус, и мне немножко становится легче существовать. Ведь теперь я несусь по пустым перекрёсткам в направлении Муратова, а не бездействую. Но потом мы увиделись и…
Стало удушающе больно наблюдать, как стрелка часов сжирает время. От поцелуев не становилось легче. Горько. Неунывающий, милый Лекса уже пел мне свои песни о любви перед сном, а я не могла поверить, что завтра он окажется так недостижимо далеко. Он оставлял всё и, кажется, почти без сожаления. Университет, маму… Меня. Он оставлял меня на год, чтобы я силилась помнить его настоящий бархатный голос, не испорченный перебоями связи. Чтобы любовалась втихаря видео с Нового года и репетиций, которые скинула Ирка. Чтобы считала дни, проводя их в надменном одиночестве. Да что мне стоило, я ведь и жила раньше без отношений…
Просто не верилось, что смогу это пережить, узнав близость с Муратовым. Целый год. Затянувшиеся метели, февраль, морозы. Попытки надеть пальто и простуды. Почерневшие сугробы, океаны луж под ногами и легкие намёки на потепление. Без Лексы.
Длинный семестр, пересдачи, пересдачи, толпы гуляк выходят на улицу в поисках весеннего солнца, а я — жду одного его звонка. Приходят праздники, расцветают деревья, и парочки ходят за руки по коридорам политеха. У них концерты, студвесна. А преподавателей заставляют отсиживать. Их любительское творчество недостаточно впечатляет меня, ведь оно не сравнится с музыкой Муратова.
Я бубню и по-прежнему жду. Неожиданно летняя погода застигает меня в пальто и пиджаке, ведь каждый год я попадаюсь на неточные прогнозы. Приходят томительная жара и экзамены. Все счастливы завершить учебный год, но не я. Он очень далеко. Очень.
Зелёное цветущее лето, выпускной и каникулы у студентов, а должники всё ещё ходят. Я хоть как-то отвлекаюсь от ожидания. Потом и у меня начинается нежеланный отпуск. В слезах я отмечаю свой день рождение пирожком с вишней, и даже хлипкое самообладание в дребезги разбивается о стены душной квартиры. У меня не остается сил, чтобы терпеть разлуку, и я насильно стараюсь потеряться в книгах и фильмах. Я молюсь на свою работу и даже Богу… Он, наверное, и правда существует, ведь наступает новый семестр. Прошло всего лишь полгода, вдали от Лексы.