Маски Черного Арлекина
Шрифт:
– Благодарю вас, господин Митлонд, – потупившись, наконец проговорил Жакри. Затем как будто вспомнил о чем-то важном и добавил: – Милорд, взгляните скорее в окно, там караулят какие-то негодяи, мне кажется – вас.
Мертингер подошел к окну, открыл ставни и выглянул на утопающую в сумерках улицу. Неподалеку от двухэтажного кирпичного дома, что располагался напротив и загораживал собой почти весь вид из окна, и вправду собралось несколько человек, ничего более определенного под темнеющим небом разобрать было невозможно.
– Сколько их? – спросил Мертингер, пытаясь разглядеть хоть что-то, но ответа так и не дождался.
Внезапно
Проклятие! Ничтожный человечишка украл у него Адомнан! Его меч! Как он только посмел, мерзавец, как он осмелился! Мертингер моментально поддался той неукротимой ярости, которую обычно старался в себе сдерживать. Столь жуткой злобы к кому-либо, как сейчас к этому мерзкому человеческому отродью, подло предавшему его и посмевшему покуситься на самое дорогое, что у него было, он не испытывал уже сотни лет. Глупый мальчишка ответит ему за это, страшно ответит.
Не размышляя более, эльфийский лорд стрелой вылетел из комнаты и бросился вниз по лестнице. Человек не мог уйти далеко...
Появившись в общем зале трактира, Мертингер не стал терять время на излишние расспросы немногочисленных посетителей и постояльцев – хлопнувшая дверь на улицу сама сказала ему все. Эльф выскочил следом. В вечерних сумерках ему удалось заметить силуэт, скользнувший за угол дома напротив. Совершенно уверенный в том, что преследует именно вора, Мертингер побежал следом. Забежав за угол, эльфийский лорд вновь едва успел заметить резко свернувшую вправо человеческую тень.
В другое время преследователь сумел бы заподозрить неладное, распознать западню, но сейчас он был слишком ослеплен своей яростью. Его словно вели, переулок за переулком заманивая все дальше. На какое-то время охотник сам превратился в зверя, загоняемого в расставленную ловушку. Вот только таинственные неизвестные, что плели свои козни, явно недооценили грозящую им опасность...
Эльфийский лорд понял, что это западня, лишь в тот миг, когда за очередным поворотом путь ему преградила разношерстная по одежде и снаряжению группа вооруженных кинжалами, мечами и прочими орудиями убийства людей численностью почти в два десятка. Мальчишка, сжимающий в руках ножны с принадлежащим эльфу мечом, прятался за их спинами, мерзавец.
– Милорд Райфен, это он! – закричал Жакри, смерив своего бывшего господина торжествующим взглядом. – Безоружен, как я и обещал! Вот его меч!
– Верни его сейчас же, и я сохраню твою жизнь, – то ли приказал, то ли пообещал Мертингер. Слова его были холодны, как тысячелетний лед.
– Нет, это ты попрощайся с жизнью, – раздался рядом знакомый голос.
Ну, конечно же! Джим Райфен, собственной персоной. Решил-таки поквитаться с чужаком лично. Придется и его убить.
Эльф приготовился к схватке.
– Бей ублюдка! Вали его! – отдал приказ корсарский капитан, и матросня налетела на эльфа со всех сторон.
Учитывая все обстоятельства, на таком открытом пространстве одиночке нипочем было не выстоять в схватке против двадцати врагов, даже если тот облачен в лучший доспех и является непревзойденным мастером боя. Его измотают ударами, сомнут, опрокинут, задавят массой. Но даже привычным
Лишь самые проворные из корсаров успели заметить, как их жертва резко метнулась в сторону, одновременно выхватывая откуда-то из-под камзола два коротких кинжала, – она оказалась вовсе не безоружной. Перед глазами изумленных головорезов лишь промелькнули отточенные до невозможного взмахи руками. Чужак молниеносно крутанулся вперед, как пылевой вихрь, и сделал два резких выпада. Предсмертных криков не последовало, даже когда оба кинжала вошли в плоть, не встретив никакого сопротивления. Каждый из этих двоих еще мгновение назад дышал, о чем-то, должно быть, думал, а сейчас, словно кто-то просто слегка подтолкнул его в грудь. Они даже не успели понять, что умерли, а оборвавшая их жизни сталь уже вырвалась из сердец.
Мертингер никогда не считал тех, чьи жизни забрала его рука. Северные варвары, орки, демоны, свои соплеменники, предавшие Дубовый Трон и ставшие в одночасье врагами. Возможно, их было несколько сотен, кто знает. Одной лишь Тиене известно, скольких он убил. Сегодня их счет пополнят еще два десятка, только и всего...
Корсар с повязкой на глазу рубанул по воздуху боевым топориком, но чужеземец ловко ушел в сторону, при этом ответив на выпад: один кинжал вошел человеку в плечо, другой – снизу, под подбородок.
Жакри в ужасе отшатнулся. Подобного он раньше никогда не видел, и даже последняя схватка в «Кинжале и монете» выглядела по сравнению с происходящим сейчас не иначе, как милосердным избавлением от жизни испытывающих невыносимую муку смертельно больных. Теперь же застывший от ужаса мальчишка увидел истинное обличье своего так называемого господина. Это был не человек, не тот, у кого есть сердце. Раньше бродяжка полагал, что у сеньора Митлонда столь странная внешность потому, что он нечто вроде уродца. Бывают же горбуны всякие, калеки с усохшими руками, пр'oклятые различными ведьмами обладатели ослиных ушей, свиных пятачков или копыт – отчего же не может быть ушей с острыми кончиками, проглядывающими из-под волос? Теперь Жакри понял: это не уродство – это черта. Словно шрамы на его лице, черта демона с ледяными глазами и телом, способным превращаться в порыв ветра. В чем-то он был прав.
Улочка стала походить на скотобойню. Кругом кровь, ножи вспарывают плоть, не просто обрывая жизни, а вырывая их, точно под пыткой. В трактире «Кинжал и монета» было много людей: посторонние, которые были виноваты лишь в том, что решили тем вечером промочить горло и посидеть в компании – по сути, не виновные ни в чем... И разум Мертингера тогда был ясен, как лед. Теперь же его ничто не сдерживало, все они пришли сюда, чтобы, как они сами полагали, убить его, но никто не знал, что сегодня судьба предвещала только лишь их собственную смерть. Вслед за спущенным с цепи разумом шла ярость. Безжалостная ярость руководила теперь стремительными и идеально отточенными выпадами. Но не та, которая горячит сердце и застилает разум, а та, что с легкостью позволяет раздавить горло одного человека сапогом, зажать шею другого под локтем и, прижав его к себе спиной, воткнуть клинок в грудь с такой силой, чтобы своей грудью почувствовать отнявший жизнь острый наконечник всего в дюйме от собственного сердца.