Мать. Воспитание личности. Книга вторая
Шрифт:
Так, я стремился к миру, согласию, взаимопониманию между народами, сотрудничеству ради всеобщего блага, а между тем, я был вынуждаем силой, превышающей мои собственные, вести войны, добиваться успеха с помощью недобросовестных приемов и жестоких решений.
Тем не менее, молва считает меня великим государственным деятелем, я осыпан почестями и похвалами, меня называют «другом человечества».
Но я сознаю свои слабости и понимаю, что у меня нет истинного знания и сил, которые позволили бы мне полностью осуществить прекрасные надежды моей юности.
И вот теперь, когда смерть так близка, я отдаю себе отчет, что сделал за свою жизнь очень мало и поступал, быть может, очень плохо, и переступлю свой смертный порог с грустью и разочарованием.
Я стремился уловить и высшим глаголом передать красоту и истину, трепещущую в сердце смертных. Вся та панорама тварного мира, что простирается перед нашим взором – люди и другие создания, живые существа и неодушевленные предметы, явления и ландшафты природы, события, – а также иные
Я хотел разгадать и выразить тайну вещей, я искренне хотел заставить говорить Сфинкса. Все сокровенное, непроницаемое для нашего непосредственного восприятия, все, что из таинственных глубин бытия движет солнцами и звездами, и сердцами, все это мне хотелось раскрыть и воочию явить миру. Жизнь вещей как в земном мире, так и во внеземных пространствах – немая и часто очень запутанная пантомима вещей и событий; я позволил им говорить и обнаружить присущее им сознание. Мне казалось, что для этой цели слова являются самым великолепным, самым превосходным средством. Словесный материал обладает самой подходящей консистенцией – не настолько текуч, чтобы быть неустойчивым и неопределенным, но и не настолько плотен, чтобы быть непроницаемым – для того, чтобы выразить, воплотить то, что было внутренне воспринято художником слова. Слово принадлежит одновременно двум мирам. Во-первых, материальному, и, следовательно, оно обладает способностью передавать все, что связано с материальными формами, с другой же стороны, его свойства не ограничиваются принадлежностью исключительно к материальной стороне вещей, слово выше всего материального и связано также и с так называемым тонким миром и его объектами: силами, вибрациями, принципами, идеями. Оно способно материализовать нематериальное и воплотить невоплощенное, но прежде всего оно способно выразить подлинную сущность любой вещи, точный смысл бытия в любой его форме.
В своих лирических произведениях я стремился раскрыть сокровенное томление и плач, и зов сердца человеческого да и всей Природы. Широким полотном, обращаясь к языку преданий, легенд и притч, я изображал жизнь человечества во всей ее многоликости, во всем многообразии ее характеров и движущих сил, со столь свойственными ей редкими проявлениями мудрости и поголовным безумием; я наполнил биением жизни и полной глубокого смысла реальностью этапы, ставшие вехами в истории развития сознания в Природе, в истории развития человеческого сознания. Те трагикомедии, которые постоянно – и в прошлом, и в настоящем – разыгрывает жизнь, я воплотил в драматической форме, перенес на сцену, и не мне говорить о том, какое наслаждение испытывали вы, видя, до какой степени древние формы способны удовлетворять потребностям и нуждам современных характеров. В ярких, незабываемых персонажах своих пьес я воссоздал вереницу различных лиц и характеров, наделенных большой жизненной силой. Однако существует и другой жанр, обладающий большим охватом и ясностью, я имею в виду роман, жанр более близкий научному, исследовательскому духу эпохи, поскольку произведения этого жанра одновременно содержат в себе как примеры жизненных событий и ситуаций, так и их толкование. Я описал вам историю жизни как отдельных личностей, так и их всевозможных сообществ; я также попытался представить вам историю и жизнь всего человечества как целого, этой огромной массы человеческих существ, с характерными чертами земной эволюции, движущейся то кругами, то по спирали, а в итоге – по восходящей. Но при этом я чувствовал и понимал, что человеческий дух не может довольствоваться только ростом «вширь», расширением восприятия, кругозора, совокупности идей и представлений, ему потребно возвышенное, выраженное достойным высоким слогом. И тогда я создал для вас эпическую поэму. Она, действительно, стала делом всей моей жизни. Должен сказать, что многие из вас не поняли и до сих пор не понимают ее, еще больший круг знакомых с ней по-прежнему продолжает испытывать перед ней благоговейную робость, но все почувствовали волшебный, чарующий трепет ее строк. Да, это была моя отчаянная попытка разорвать завесу, скрывающую тайну.
Я менял темы и стиль. Подобно самому заправскому ученому, я стал весьма искусен в обращении со своим материалом, я жонглировал словами, я постиг, как изменить их состав, как трансформировать их, если так можно выразиться, придать им новый смысл, новый тембр, новое значение. Мне отчасти удалось перенять совершенство риторических приемов Цицерона, мильтоновый размах мысли, изысканно-благовоспитанное красноречие Расина. Мне оказалось по силам достичь простоты Вордсворта, присущей его лучшим сочинениям, не осталась для меня чуждой и магия шекспировских творений. Не были для меня недостижимыми и высокие вершины величия Вальмики и благородства Вьясы.
И все-таки я не смог добиться своей цели. Я не удовлетворен сделанным и оттого несчастен. В конце концов, все созданное мною не выходило за пределы несбыточных мечтаний и грез, которые я просто рассеял по ветру. Я чувствую, что мне так и не удалось прикоснуться к подлинной истине вещей, ни к прекрасной сущности их души. Я лишь скользил по поверхности, лишь гладил наружные покровы одеяния, в которое облачила себя Природа, но самое ее тело, ее истинное существо остались недоступны для меня. Я только сшил свое платье для мироздания, облекши члены этого организма тонкой, подобной паутине, газовой вуалью, хотя она в своих изгибах и чертах могла и показаться с виду верным воспроизведением форм и сущности оригинала, со всем его великолепием и очарованьем. Те средства, само орудие, что я однажды посчитал и безупречными, и совершенными, чтобы проникнуть в суть вещей, обнажить и выразить ее и в плоть одеть, это орудие оказалось совсем негодным. Поэтому великое безмолвие, ничем не нарушаемая немота, я полагаю, к этой сути ближе, чем все попытки выразить ее.
Захваченный стремительным течением жизни с мириадами меняющихся событий и явлений, я беспомощно простираю руки и словно слышу голос того же Фауста, кричащего мне: «Где и как я могу настичь тебя, о бесконечная Природа?» Вам, вероятно, известен и другой великий поэт, которого как-то сравнили с «обессилевшим ангелом, тщетно машущим в пустоте своими золотыми крылами». Право, и весь наш род человеческий не стоит большего.
И теперь вот, в конце свой жизни, я с детским неведением спрашиваю: какой во всем этом смысл? Какому Богу, простираясь ниц, станем мы приносить жертвоприношения? Что означает видение Шехины? Зачем мы жили, почему умираем? В чем смысл нашего скоротечного пребывания на земле, для чего все наши усилия, борьба, достижения, за которые мы расплачиваемся страданиями? К чему все эти наши волшебные мечты, воодушевление, вызываемое у нас мнимыми достижениями, в действительности влекущими нас лишь в бездны бессознательного и пропасти неведения, которые, как кажется, невозможно уничтожить никакими способами и средствами? И, представляется, что для человечества все должно закончиться неизбежным итогом – полным исчезновением с лица земли, растворением в небытии, еще более загадочным, чем даже наше появление на свет; все кажется совершенной нелепицей, какой-то дурной шуткой, столь же мрачной, сколь и бессмысленной.
В отличие от большинства из вас я входил в жизнь без всякого намерения улучшить участь себе подобных. Стремление к знаниям – причем в современной форме, форме науки – было во мне сильнее жажды действий. Для меня не было ничего заманчивее, чем приподнять уголок завесы, скрывающей от нас тайны Природы, чем понять хотя бы несколько в большей степени ее скрытые пружины. Скорее всего, подсознательно, без всяких доказательств, я придерживался убеждения, что рост наших познаний с неизбежностью увеличивает наши возможности и всякая победа над Природой рано или поздно выльется в улучшение условий жизни людей – как материальных, так и нравственных. Для меня – как и для всех мыслителей, своими корнями уходящих в прошлый век, век окончательного утверждения науки на твердых основаниях – невежество являлось главным, если вообще не единственным злом, поскольку именно оно, по моему мнению, тормозило взлет человечества к совершенству. Без всяких дискуссий мы были уверены в неисчерпаемых способностях рода человеческого совершенствоваться до бесконечности. Хотя прогресс на самом деле мог оказаться как скорым, так и медленным, неизбежность его была для нас очевидна. То, что уже было достигнуто, вселяло в нас уверенность в том, что мы сможем продвинуться и дальше. Для нас знать больше автоматически означало и больше понимать, взойти на более высокую ступень умственного развития, достичь более ясного, точного взгляда на жизнь – коротко говоря, стать совершеннее.
Был у нас и еще один неявно принимаемый нами постулат, который состоял в том, что мы способны познать вселенную такой, какова она есть в действительности, постичь объективные законы ее бытия. Это казалось настолько само собой разумеющимся, что даже никогда и не оспаривалось… Существует вселенная, существую я, и моя задача – познать ее. Разумеется, я – только часть Вселенной, но в акте познания я как бы отделяю себя от нее и веду свои наблюдения, произвожу опыты беспристрастно и объективно. Я принимаю за аксиому, что то, что я называю законами Природы, существует независимо от меня, от моего разума, что они существуют сами по себе и что они будут одни и те же для любого другого разума, способного воспринимать их деятельность.
Итак, я начал свою работу, вдохновленный таким вот идеалом чистого знания. В качестве своего научного поприща я избрал физику или, более определенно, область, связанную с изучением атома, радиоактивности, область, в которой Беккерель и супруги Кюри указали наиболее оптимальный путь развития. Это было время, когда исследования естественной радиоактивности начали уступать место работам по изучению искусственной, когда, казалось, становились реальностью мечты прежних алхимиков. Мне довелось работать с выдающимися физиками, открывшими расщепление урана, я стал свидетелем рождения атомной бомбы… Это были годы напряженного, упорного, целеустремленного труда. Именно в это время у меня впервые появилась идея, которая привела меня к моему первому открытию и благодаря которой сегодня мы имеем возможность получать электрическую энергию непосредственно из внутриатомной или ядерной. Как вам известно, это открытие произвело глубокий переворот в экономическом состоянии всего мира, поскольку из-за дешевизны добываемой по новому методу электроэнергии в ней нигде не было недостатка. Если это открытие и имело столь бурный резонанс, то именно потому, что освободило человека от проклятия тяжкого труда: от необходимости добывать хлеб, что называется, в поте лица своего. Итак, я добился исполнения своей юношеской мечты, совершил великое открытие, в то же время мне была понятна и вся его практическая важность для человечества, которому я принес значительную пользу, хотя и не ставя себе это конкретной целью.