Мат
Шрифт:
Согласились… Стелла с удовлетворением слушала рассказы. Отчего-то создавалось впечатление, что полное душевное спокойствие за эти дни сумели сохранить только Роберт и она сама. И, разумеется, Майкл. Он, его, видимо, сохраняет всегда и везде, совершенно независимо от обстоятельств. А остальные, похоже, не сумели… Хотя винить их сложно — поди, сумей при таких ставках. Все теперь видится в другом свете. Даже слова Барнетта об «определенных планах». Только теперь понятно, о каких планах шла речь. И от таких планов действительно может пойти кругом даже самая трезвая голова. Почему же это не затрагивает нас? А потому, дорогие мои, что со вчерашнего дня, с той самой проселочной дороги, по которой мы шли час, пока не встретили попутку, у нас есть еще кое-какие
Вот вышел Кевин. Молодец, хорошее самообладание. Пока сидел, справлялся посредственно, а сейчас ничего, на высоте. На лице — благородство и порядочность. Не то член парламента, не то академик. Типаж, короче. Никто и не поверит, что ты вчера нес. Как слезы по лицу размазывал там, на веранде. Крепился вначале, новые подробности рассказывал, играл в оскорбленную добродетель. Однако на предложение позвать Роберта отреагировал почему-то неадекватно. Скис, обмяк и нашел в себе силы только на невнятную просьбу простить и понять. Прощать тебя — это не наше дело, скорее уж, Майклово. Понимать же — и так все понятно. А вот услышать новую версию происшедшего было забавно. Оказывается, да, виновен в обмане, виновен в поклепе. И все вину, все тяжесть на себя принимает (можно подумать, кто-нибудь предлагал ее с ним разделить). Но дело в том, что на работе все так плохо, так плохо… И курс этот — последний, случайный, в общем-то, шанс. Не он должен был сюда ехать, заменили в последний момент, копают под него страшно… Но если бы знал, о чем здесь на самом деле речь идет, ни за что, совсем ни за что не поступил бы так. Да что там поступил — не подумал бы даже об этом. И на все он теперь готов — на публичное признание, на публичное покаяние. Даже на разговор с Майклом.
Что с такого возьмешь? Слизняк, да и только. Нет, не мог он индикатор испортить. Гадить по мелочам, нашептывать — это пожалуйста. А своими руками что-то сломать — вряд ли. Не тот уровень. А теперь говорит, выступает, разворачивает картины. До чего же все-таки мало можно верить словам и внешности. По-хорошему, вообще нельзя. Внешность — случай, слова — искусство. Правильно Роберт вчера сказал: «Я верю одним делам. И то не всем, а только последовательным…» А хорошо все-таки, что был этот вечер в лесу. Один всего вечер, а многое теперь видится яснее. А то и совсем по-другому. Может, именно поэтому Кевин так и смог уйти вчера без каких-либо требований о покаянии. Что уж там каяться…
Это какое у нас уже по счету выступление? Брендон, Пол, я, перерыв, Кевин… Четвертое. Скоро обедать пойдем. Все давай, пора тебе закругляться. Так, еще один жест, еще пара красивых фраз, одухотворенный вид под занавес… Молодец, за пятнадцать минут закончил. Хвалю.
— Обрати внимание на Кларка, — шепнул Роберт, когда после обеда все вернулись в конференц-зал. — Для абсолютно нейтрального наблюдателя он что-то слишком переживает.
Стелла осторожно посмотрела вправо. Благообразный лик, в самом деле, нес на себе легкую, но непривычную тень озабоченности.
— Может, ему Крис не нравится? — шепнула она в ответ.
— Сомневаюсь. Он таким стал еще час назад.
— Подозревает что-то?
— Все может быть…
Стелла кивнула и еще раз глянула на стол у стены. Кларк, не отрывая взгляда от выступающего Криса, что-то негромко говорил Эду. Эд демонстрировал понимание и посматривал на часы. Что-то было неладно. Вплоть до этого момента беспокоиться мог кто угодно, кроме этой троицы.
Крис закончил. На сцене — Джоан. Замечательная смесь женственности и деловой собранности. Можно сказать, образец женщины-лидера. Странно, но сегодня ее чары по большей части не срабатывают. Мысли избирателей явно витают где-то далеко, и очаровательные улыбки их волнуют не больше, чем обтягивающие джинсы. Все, что ей достается, — это вежливое внимание. Но не более того. Где-то мы это уже видели… Старалась тут уже одна пару дней назад… Так, женское отделение закончено.
Росс. Еще одно профессиональное выступление, которое могло бы быть совсем неплохим, если бы не эта непривычная сутулость и не это странное выражение в глазах. И вообще, порой кажется, что единственный человек в зале, который его волнует, — это Алекс. Не то чтобы Росс на него смотрел чаще, чем на других, но вот когда он все-таки смотрит, взгляд у него меняется. Становится какой-то более напряженный, более… просящий? О чем просить-то? Почему именно его? Или это просто так кажется? Так или иначе, еще одни длинные-предлинные занудные-презанудные двадцать минут наконец-то закончились. Крис (а кто же еще, если не он?) поднимается и объявляет десятиминутный перерыв. Дня два назад он бы, несомненно, узнал мнение большинства, собрал бы кворум, достиг бы консенсуса… Но нынче он у нас командир. Теперь не до консенсусов да кворумов. Положение, так сказать, обязывает. «Перерыв!» Молодец. Сразу виден лидер. Такое ключевое, понимаешь ли, решение, а он его так ловко принял. Ладно, перерыв так перерыв. Нам спешить некуда.
Антракт завершен, и завершен весьма своевременно, потому как все натужные попытки имитировать непосредственную светскую болтовню однозначно провалились. Уровень стресса слишком высок. Даже для нас…
Роберт. Так как его приоритеты изменились (хотя об этом, разумеется, не знает никто) и так как к высоким ставкам интерес у него, скорее, спортивный, он первый, кто смотрится естественно. И это хорошо. Это, можно сказать, замечательно.
Майкл. Угу… Ага… Весьма, весьма… Очень даже весьма. Особенно если учесть все, что он говорил там, на причале. Сейчас это полноценная речь, но все о том же. Его не волнует управление супер-мега-корпорациями… Люди за ним обычно идут и никогда об этом не жалеют, но на данный момент он хочет концентрироваться на своих проектах… И все остальное в том же духе. Подбор слов — на высшем уровне. Каждый, кто был там, знает, о чем идет речь. Но для тех, кто там, на этом причале, не был, выступление звучит совсем по-другому. А это в свою очередь обозначает, что для Кларка и его компании это не более чем еще одна речь еще одного претендента на престол. Невинная такая речь. Так, невинная или не очень, но речь эта закончена. Майкл идет на место.
Алекс. Подтянутый и спокойный. И огромный. Сегодня он в рубашке, которая не так сильно подчеркивает мышцы, как тенниска, в которой он щеголял позавчера. Тем не менее, стоит ему убрать улыбку и выставить вперед эту гранитную челюсть, и вид у него будет весьма устрашающий. Не то чтобы он это собирался делать. Он ведь у нас такой человечный, такой заботливый. Когда двое его непутевых коллег по курсу неожиданно исчезли, он был первым, кто забил тревогу, снарядил целую спасательную экспедицию и не успокоился до тех пор, пока непутевые коллеги не объявились. Разве такое можно забыть?
Роберт толкает под столом ногой. Что теперь? Ого! Кларк откровенно нервничает. Можно подумать, ему сейчас предстоит участвовать в голосовании, причем без малейших шансов на победу. Что это с ним? Так гладко здесь уже давно все не шло. Алекс между тем закончил. Теперь у нас на очереди Алан. Почему же тогда снова воздвигается Крис? Ах да. Конечно. Еще один перерыв. И снова — ни тебе опроса, ни тебе консенсуса. Командир сказал: десять минут — значит, десять минут. И никто не возражает. А почему бы, собственно, и не прерваться на десять минут? Спешим мы куда-то, что ли?
Возвращаемся на свои места. Последняя речь. Алан. Молодой человек значительно изменился за эти дни, как, впрочем, и все мы. Тем не менее, что бы там его ни тревожило и ни глодало, держит он себя в руках на этот раз превосходно. Смотришь на него, слушаешь и думаешь: этот действительно далеко пойдет. Очень далеко. Только эти темные круги под глазами несколько портят впечатление. И еще… Что, уже закончил? Уже двадцать минут прошло? Вот это выступление так выступление. Первый раз за весь день по-настоящему заслушалась.