Matador поневоле
Шрифт:
И рядом не было никого, кто смог бы найти нужные слова, чтобы его поддержать. Не было никого, кто бросил бы ему веревку, за которую Рафи мог бы ухватиться и избежать падения.
Поначалу таким человеком пыталась стать Вероника. Но все ее попытки как-то сблизиться с Рафи и помочь ему, хотя бы как друг — Другу, натыкались на стену, которую юноша выстроил, отгородившись от внешнего мира. Он знал, что его боль и отчаяние сможет понять только тот, кто пережил подобное. Остальные, по его мнению, лишь выражали так или иначе свое сочувствие и жалость. А уж этого он никак не хотел.
В конце
В этом мирке Рафи и прожил без малого год. Выходя из него только для того, чтобы убить очередного быка.
И вот теперь цирк держал путь в сторону столицы. Хозяин решил, что нужно ковать железо, пока оно горячо. Он хотел сорвать банк. А для этого Рафи должен был стать звездой не только в провинции, но и в самом большом и шумном городе страны.
— Сейчас или никогда, Рафи, — сказал он несколько дней назад, после очередного более чем успешного выступления матадора. — Ты в прекрасной форме. Слухи о тебе разнеслись по всей стране. Пора делать следующий шаг. Иначе ты так и останешься провинциальным тореро. Одним из тех, кто полжизни проводит в дороге, пытаясь заработать себе на кукурузную лепешку, а вторую половину — в кровати, медленно умирая от старых ран. Ты согласен?
— Мне все равно, — честно ответил тогда Рафи. — Если ты хочешь, чтобы я убил быка в столице — я сделаю это.
— Ну-ну, выше голову. Нельзя говорить о своем величайшем шансе — «Мне все равно». Если у тебя получится влюбить в себя столичную публику, можешь быть уверен, что больше тебе не придется заботиться о куске хлеба. Поверь мне, сотни матадоров могут только мечтать об этом, но их никто даже близко не подпустит к главной арене.
— Знаешь, разница между тьмой в деревне и тьмой в столице невелика. Да и быки одинаковы везде. Так что мне действительно все равно. Лучше бы я видел убитого мной быка в самой глухой деревне, чем ни черта не видеть в столице.
— Эх, — вздохнул хозяин, — поверь мне, ты здорово ошибаешься. Верни тебе сейчас господь зрение и отправь в глушь убивать никуда не годных быков, через дюжину дней ты начнешь жалеть о том, что так далек от столицы… А еще через месяц начнешь подумывать, что совершил не такую уж удачную сделку…
— Что ты в этом понимаешь? — устало спросил Рафи.
Он только с хозяином мог спокойно говорить о своей слепоте. Но всякий раз их разговор упирался в вопрос: «Что ты в этом понимаешь?». Рафи даже не допускал мысли, что в словах хозяина может быть какой-то здравый смысл. То есть здравый смысл, конечно, был… Но то был здравый смысл человека зрячего, которому не дано понять, что происходит в душе слепца. Вопрос «Что ты в этом понимаешь?» — был сигналом к окончанию спора. Последний аргумент Рафи. Аргумент, который хозяин до сих пор воспринимал как окончательный и безусловный. Но в тот раз получилось иначе— Хозяин не замолчал и не ушел к себе, как бывало раньше. Он сказал:
— В желаниях слепого я не понимаю ничего, Рафи. Но я кое-что понимаю в человеческой натуре. За то время, что я владею цирком, мне пришлось посмотреть на людей. На самых разных людей. Я знал богачей и бедняков, глупцов и мудрецов, убийц и праведников, прелюбодеев и верных семьянинов… Порой они были настолько разными, что казалось, будто это существа с разных уголков вселенной. Но всех объединяло одно. Знаешь, что, Рафи?
Матадор покачал головой.
— Они все считали, что, сложись их жизнь немного иначе, они были бы счастливее. Для полного счастья каждому из них чего-то не хватало. Иногда самой малости. Иногда от счастья их отделяла целая пропасть. Но каждый из них мечтал что-то изменить в своей жизни. «Вот тогда я был бы по-настоящему счастлив», — говорили они. Но даже если они получали то, что хотели, счастье оставалось где-то впереди. Этот как мираж в пустыне. Перед тобой озеро с прохладной чистой водой, но ты никогда не сможешь к нему приблизиться, как бы быстро ни бежал. Куда проще хлебнуть невкусной воды из фляжки… Понимаешь, о чем я?
— Хочешь сказать, что счастье — это всего лишь мираж?
— Не знаю, Рафи, — хозяин пожал плечами. — Может быть, и мираж— А может, и нет. Одно могу сказать точно: если и есть настоящее счастье, то оно не там, где люди его ищут.
— Что это значит?
Хозяин промолчал.
— Не знаешь? Или не хочешь говорить?
— Думай о том, чтобы хорошо выступить в столице, — шут встал. — Делай как следует то, что ты можешь сделать. И тогда, возможно, к тебе придут ответы на все вопросы.
С этими словами он ушел, а Рафи остался размышлять над тем, что сказал хозяин. Но как он ни ломал голову, ничего путного на ум не приходило. Сплошные недосказанности и загадки. Что в них толку?
В одном он был согласен с хозяином — его ждет столица. Там нужно выступить как следует. Нужно отработать честно и безупречно чисто. Так, как он может. И вовсе не для того, чтобы покорить столичную публику. Просто иначе все теряет смысл. Можно жить без глаз. Но как обойтись без единственного оправдания своего существования…
ГЛАВА 2
Столица Рафи не понравилась. Слишком много шума— Слишком много запахов. Суета, высокомерие, денежная деловитость… Для него, выросшего в тишине сонного городка, все это было настолько непривычно, что даже пугало. Он не отваживался ходить один по улицам этого города. Впрочем, он и отправился гулять только один раз. С ним пошла и Вероника. Она-то и вытащила его из гостиницы.
— Хватит валяться в кровати, лежебока, — заявила она, появившись на пороге его комнаты ранним утром.
Они въехали в город около полуночи. Измученные, голодные и продрогшие. Хозяин сразу нашел гостиницу. Он уж не раз бывал здесь и знал места, где можно остановиться на ночлег без серьезной угрозы для кошелька. Никто из артистов даже не стал ужинать. Все сразу разбрелись по своим комнатам и завалились спать. Рафи, как обычно, досталась отдельная комнатушка, больше напоминавшая прибранный на скорую руку чулан. Впрочем, ему было все равно. С тем же успехом он мог бы ночевать и во дворце. Разве что кровать там была бы мягче. Но не привыкшему к роскоши Рафи и жесткое, как булыжная мостовая, ложе показалось настоящей периной. Он уснул, едва голова коснулась валика, заменяющего подушку.