Матрос с Гибралтара
Шрифт:
– Сейчас приду, – пообещал я.
Он поспешно поднялся и спустился вниз. Я дал ему время предупредить Карлу. Потом причесался, умылся и тоже спустился.
На террасе было полно постояльцев, их было куда больше, чем днем, должно быть, многие из них тоже собрались на танцы и решили начать вечер с плотного ужина. Она была там. Она заметила, что я был один и сильно опоздал, но если и удивилась, то разве что самую малость. Вскоре после моего появления из коридора показалась и Карла. Она одарила меня широкой, немного смущенной улыбкой, я сделал над собой небольшое усилие, и мне удалось почти непринужденно улыбнуться ей в ответ. За одним из накрытых столиков оставалось два свободных места. Судя по всему, Карла была еще не в курсе.
– А что синьора, она сейчас спустится? – спросила Карла.
– Нет, – ответил я, – синьора уехала.
Она услыхала мои слова. И посмотрела на меня так, что я сразу понял: стоит мне захотеть, и я уплыву на этой яхте. Один шанс из тысячи. Он у меня в руках.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Я залпом выпил два стакана кьянти, один за другим, и ждал, сам не знаю чего, может, когда Карла принесет мне поесть, а скорее всего, когда на меня начнет действовать выпитое кьянти. Она смотрела, как я пил, и тоже, видно, ждала, пока вино на меня как следует подействует.
Действие вина не замедлило сказаться. Я почувствовал, как оно стало разливаться по рукам, ударило в голову. Она подкрасилась, на ней было черное платье, которое она надела специально, чтобы пойти на танцы. Она выглядела невероятно красивой и желанной. Те, кто пришел впервые и еще не был с ней знаком, пялили на нее глаза и говорили о ней вполголоса. А она, она смотрела на меня. Один раз я даже обернулся, чтобы удостовериться, неужели она и вправду смотрит именно на меня, а не на кого-то другого, кто случайно оказался у меня за спиной. Но нет, кроме меня, в том углу террасы больше никого не было, даже кота на стене. Я опрокинул еще стакан кьянти. Эоло, сидя подле входной двери, тоже глядел на меня – с симпатией и тревогой. Он что-то вполголоса проговорил Карле, и та поспешила принести мне тарелку спагетти.
– Отец, – едва слышно, вся залившись краской, прошептала мне она, – он сказал, чтобы вы поели и не пили слишком много кьянти.
И, вконец смутившись, тут же отошла. Когда она проходила мимо женщины, та остановила ее.
– Я тоже пойду с тобой на танцы, – сказала она ей.
Я проглотил немного спагетти, потом выпил еще стакан кьянти. В голове у меня все еще маячил мчавшийся в ночи поезд, и я пил в надежде исцелиться от этого навязчивого видения, забыть его раз и навсегда. Все тело у меня ломило, лицо горело после сиесты на земле, прямо под палящим солнцем. Вино было отменное. Она почти не отрывала от меня взгляда. Наши столики были довольно близко друг от друга. И внезапно мы ощутили какую-то настоятельную потребность обменяться хотя бы парой слов – раз уж так случилось, что наши столики оказались совсем близко и мы все равно то и дело обменивались взглядами.
– Мне нравится это вино, – сказал я ей.
– И мне тоже, – каким-то нежным, ласкающим голосом ответила она. – Правда, очень хорошее вино.
Потом, слегка помешкав, добавила:
– Вы что, тоже собираетесь сегодня на танцы?
– Само собой, – ответил я, – ведь с вами он ни за что не отпустит Карлу.
Она улыбнулась. Надо было подождать, пока Карла закончит обслуживать клиентов. Она уже кончила ужинать, потягивала вино и курила. Теперь, когда мы с ней уже вроде бы поговорили, поняла ли она, что мне больше нечего ей сказать? Она принялась читать газету. А я старался не пить слишком много.
Наконец долгожданный момент наступил. Эоло велел Карле пойти переодеться. Карла исчезла из траттории и пять минут спустя вернулась в красном платьице. Эоло поднялся со стула.
– Ну что, пошли?
Мы втроем последовали за ним. Он перевез нас на другой берег реки. Может, и поворчал немного, но вполне добродушно.
– Привезете ее мне назад через час, договорились? – обратился он ко мне.
Я пообещал. Если он и ворчал, то без всякой злобы и без всяких сожалений. И, высадив нас, тут же поплыл назад, спешил обслуживать клиентов вместо Карлы – как всегда, добавил он. Карла рассмеялась и возразила, что это выпадает ему никак не чаще пары раз в год.
Она взяла под руку Карлу, я пошел рядом с ней. Заметил, что она была чуть повыше Карлы, но не очень, во всяком случае, ниже меня. Как ни глупо, но это почему-то подействовало на меня успокоительно.
Мы сели за небольшой столик, единственный, что еще оставался свободным, в углу, довольно далеко от оркестра. Карлу почти сразу же пригласили на танец. Мы остались вдвоем, она и я. В тот вечер я еще машинально оглядывал лица, пытался убедиться, нет ли там его. Но это было в последний раз. Назавтра я уже напрочь забуду о его существовании, а когда встречу на пляже, даже с трудом узнаю. Его там не было. Я увидел Кандиду, она танцевала и пока что не заметила меня.
– Вы кого-нибудь ищете?
– И да и нет, – ответил я.
Мимо нас пронеслась Карла. Она танцевала смеясь. Эоло был прав, партнер пока еще ничего для нее не значил, она танцевала как ребенок и так хорошо, с такой фацией, что мы с ней улыбнулись друг другу.
– Было бы досадно, – заметила она, – если бы нам не удалось привести ее сюда.
Я попытался подыскать, что бы такое ей ответить, но в голову так ничего и не пришло. Мне совершенно нечего было ей сказать. Кандида увидела меня рядом с нею и тоже протанцевала мимо нас. Расстроилась ли она из-за этого? Вряд ли, скорее, удивилась. Поравнявшись с нашим столиком, она на пару секунд задержала партнера и склонилась ко мне.
– Она уехала, – сообщил я ей.
И та снова умчалась в танце, все не спуская глаз с нее, по-моему, пытаясь понять, что мы здесь делаем вместе.
– Это ее вы искали? – спросила меня она.
– Не совсем, – ответил я, – скорее, одного молодого человека.
Она проявила любопытство. Показала на Кандиду.
– А она?
– Вчера вечером, – ответил я, – мы встретились с ней здесь на танцах.
Я пригласил ее на танец. Мы встали. Но стоило ей оказаться в моих объятиях, ее рука в моей, я понял, что не смогу танцевать. Я не знал, что играли, ритм полностью ускользал от меня, мне не удавалось не только приноровиться к нему, но хотя бы услышать музыку. Я пытался. Но не мог прислушиваться больше десяти секунд. Пришлось остановиться.
– Не выходит, – проговорил я, – не получается танцевать.
– Что бы это могло значить? – поинтересовалась она.
У нее был какой-то удивительно милый, ласковый голос. Никто еще никогда в жизни не говорил со мной таким голосом. Но, как бы я ни старался, нет, танцевать у меня все равно так и не выходило. Нас толкали. Она смеялась. Дело было вовсе не в том, будто я возжелал ее – нет, Боже упаси, у меня и в мыслях-то такого не было, я вообще больше не способен был желать близости с какой бы то ни было женщиной – все дело было в ней, она явно совершала ошибку, а я даже не знал, как ее предостеречь. Должно быть, она просто не понимала, что делает, а я был уверен, что вот-вот, с минуты на минуту поймет, кто я такой, с кем она имеет дело, – и сразу очертя голову убежит с этих танцев. Руки у меня дрожали, ощущение ее тела в моих объятьях почти лишало меня чувств. Я испытывал ужас, какой бывает перед роковыми событиями, событиями, зависящими лишь от игры случая и не подвластными нашей воле – такими, как смерть или удача. И тут я наконец решился заговорить с ней – должен же я хоть как-то предостеречь ее, пусть по крайней мере знает, какой у меня голос, – я решил отдаться воле случая. Мне хотелось бы рассказать ей тысячу всяких вещей, но я не мог говорить с ней ни о чем, кроме ее яхты, этого «Гибралтара».