Матрос с Гибралтара
Шрифт:
– Ко всему можно привыкнуть, – ответила она. Она все еще избегала смотреть в мою сторону. Это было ясно как Божий день. Интересно, заметил ли это Эпаминондас?
– По крайней мере каждый раз одним остается меньше, – изрек я, – тех, которые не он.
– Знаешь, если так смотреть, – возразил Эпаминондас, – то этому конца-края не видать.
Она рассмеялась, я тоже.
– Тебе все хиханьки да хаханьки, так, что ли? – поинтересовался Эпаминондас.
– А что в этой жизни не смешно? – защищалась она. – Вот я, к примеру, разве я не смешная?
– Не
– Думаешь, ты сильная, – проговорила она, – а поглядишь, такая слабая, хоть плачь.
– Это все я виноват, – огорчился Эпаминондас, – видишь, как ты из-за меня расстроилась.
– Тебе не угодишь, сам не знаешь, чего хочешь, – заметила Анна. – Смеюсь, ты тоже недоволен.
– А ты сама-то, – поинтересовался Эпаминондас, – хоть уверена, что знаешь, чего хочешь.
Тут она наконец-то посмотрела на меня и улыбнулась, но с таким откровенным бесстыдством, что я покраснел до корней волос. На сей раз это заметил даже Эпаминондас. И сразу замолк.
– Ну скажи, разве всегда знаешь, чего хочешь? – обратилась она ко мне.
– Да, – ответил я, – это всегда знаешь.
Она еще раз улыбнулась. Я снова заговорил, чтобы сменить тему и задержать Эпаминондаса, который, судя по всему, совсем было собрался смыться.
– Даже если на земле останется всего один мужчина, все равно надо надеяться, что это окажется он. Если уж быть серьезными, то до конца.
Услыхав это слово, она снова рассмеялась. Потом подлила в бокалы шампанского. И заставила Эпаминондаса выпить еще немножко.
– Каждый раз оказывается, что это не совсем он, – заметил Эпаминондас, – всегда что-нибудь да не так.
– Вот уже третий раз, – как-то спокойно, будто ведя обычную неспешную беседу, проговорила она, – как Эпаминондас сообщает мне, что нашел его.
Я выпил свое шампанское.
– Здесь мы столкнулись, – сурово заметил я, – с непостижимой тайной неповторимости человеческой личности.
Эпаминондас уставился на меня, вид у него был какой-то испуганный. Анна успокоила его.
– Он хотел сказать, – пояснила она, – что очень трудно найти именно того, кого ищешь. Помнишь? Один раз он держал бордель в Константинополе. В другой раз оказался уже в Порт-Саиде. Кстати, а чем это он у нас там занимался, в Порт-Саиде?
– Был парикмахером, – ответил Эпаминондас. – То история не подходит, то голос не тот, то шрама нет… Вечно что-нибудь да не так.
– В сущности, – глядя на меня, проговорила она, – к мужчинам, к ним никогда не стоит слишком приглядываться, да и ко всему остальному тоже, всегда надо соблюдать дистанцию.
– Это тонкое дело, так нам ничего не добиться, – опять вконец расстроившись, заявил Эпаминондас.
– Конечно, это нелегко, – подтвердила она. – Понимаешь, Эпаминондас, вот, к примеру, у тебя в глазах иногда появляется что-то такое, даже сама не знаю что, но совсем как у него…
Она рассмеялась. Эпаминондас – нет. Он виновато опустил глаза и, похоже, вспомнил, как дорого обошлось ему это сходство. Потом, немного помолчав, заметил:
– Когда ты его и в самом деле отыщешь, а потом начнешь искать в нем сходства с этим Пьеро, вот тут уж я посмеюсь над тобой вволю. Вот когда ты окончательно свихнешься.
Мы все трое громко расхохотались. Эпаминондас явно приходил в себя после глубокого разочарования.
– Иногда, – заметил он, – когда мы приближаемся к берегу, кажется, будто он стоит на пристани, потом причаливаем, выходим, ничего похожего. А бывает, даже на берегу еще остаются какие-то сомнения, тогда приходится подойти поближе. Эх, да что там говорить, иногда надо поглядеть совсем в упор, чтобы убедиться, что это не то…
– Ой, вот уж что правда, то правда, – так и прыснула со смеху Анна.
– И все-таки, – изрек я, – что ни говори, а жизнь прекрасна – когда ищешь своего Гибралтарского матроса.
– Так-то оно так, – спокойно согласилась она, – и все же иногда я задаю себе вопрос, во что же он мог теперь превратиться…
– И я тоже, – сразу погрустнев, признался Эпаминондас.
Мы пили уже вторую бутылку шампанского.
– Эпаминондас, – пояснила мне Анна, – принял очень близко к сердцу эту историю, про моего матроса с Гибралтара.
– Уж не знаю, историю или что другое, – как-то очень по-детски заметил Эпаминондас, – но что-то тут и вправду поразило меня в самое сердце.
Я расхохотался.
– Такие вещи, – пояснил я, – всегда начинаются с гибралтарских матросов…
Он грустно покачал головой, соглашаясь со мной. Мы все трое были уже порядком навеселе. Обычно на яхте не надо слишком много пить, чтобы почувствовать себя под хмельком.
– Вот в Константинополе, – вспомнил Эпаминондас, – там все вообще висело на волоске. Все-таки тебе не хватает целеустремленности.
Она бросила на меня изумленный взгляд.
– Уж чего-чего, – возразила она, – а целеустремленности у меня хоть отбавляй. Только я вот все думаю, даст мне это что-нибудь в конце концов или нет.
– Можешь говорить все что хочешь, – заметил Эпаминондас, у него явно стали появляться навязчивые идеи, – но только в Константинополе все и вправду висело на волоске.
Он совсем разнервничался.
– Тебе что, правда, так уж важно, чтобы она его нашла? – поинтересовался я.
– По крайней мере хоть успокоюсь, – ответил Эпаминондас. – Я ведь был совсем молодой, тут является она, вытаскивает меня из семейства, хоп, сажает к себе на яхту, и вот с тех пор…
– На волоске, – проговорила Анна, ей явно не улыбалось продолжать разговор на эту тему, – можно подумать, после трех лет меня может смутить какой-то волосок. Ладно, если уж ты начал, давай поговорим про Константинополь. Сам знаешь, не будь там тебя, я бы сейчас шлялась где угодно, только не по морям и океанам…
– Пока она его не найдет, – пояснил мне Эпаминондас, – не будет мне покоя на этом свете.
– Даже не в борделе дело, – заметила она, – просто там дышать было нечем…
Лицо у Эпаминондаса сразу прямо засветилось.