Матросы
Шрифт:
— Спасибо, Григорий, учту, — поблагодарил Петр.
Всю неделю он не отлучался. Самое главное — плохо с кормами. Обязательства взяли высокие, в районной газете похвалили за них и поместили портрет Петра Архипенко — «борца за мир, сменившего меч на орало». Заметка вызвала у Петра много сомнений. Он обратился к председателю артели Камышеву с исповедью:
— Может быть, зря меня поставили на ферму? Шоферил бы я по-прежнему, вернее бы дело было. Ведь я эту самую говядину, жиры и свинину пять лет изучал только в расфасованном виде.
Камышев давным-давно утратил веру в мудрость печатного слова, особенно когда дело касалось принятия обязательств.
—
— Если так, набираю сигнал «Веди».
— Что он означает, Петя?
— Курс ведет к опасности.
— Вон как… Точнее расшифруй свое «Веди».
— С кормами, говорю, туговато. Как бы нас всех вместе корова не боднула.
Камышев согласно кивнул головой:
— Ты опять за свое. Известно, подкузьмили нас иждивенцы после вторичного укрупнения. Как расковыряли все их скирдочки, оглянулись: баланс-то на тонкой проволоке висит. Пока отпускай норму, а потом примем меры. Живем-то в своем собственном государстве. Разрешат — на стороне закупим. Сахарные заводы строят, куда им жом девать? Гляди на все с вышки, сигнальщик! Дела семейные у тебя хороши. И хотя ты говорил, что самое главное — корма для животных, я все же с тобой не могу согласиться. Главное — это семейная жизнь. Семья есть — и все будет. И у тебя будет, и у государства. А в противном случае фокстрот и выпивка, неряшливость тела и распад души. — Камышев вдумчиво всматривался в молодое выразительное лицо старшины и угадывал в нем тайну красоты. — Проведай тещу. Знаю я ее, трудящаяся женщина, умница. Молодой еще знал. Проверь, как у нее с экономикой… — О корове промолчал. — Камыш косила без талона. Камыш — чепуха, а треску много.
— Латышев растрезвонил?
— Нельзя так о Латышеве. Ты партиец. Зря глумить секретаря — раскол…
И такая непримиримая убежденность засветилась в его глазах, что Петру ничего не оставалось, как откозырять председателю и немедля направить свои стопы к теще. Она встретила зятя хлопотливо-радушно.
Петр обошел хату, примерился ко всему метким хозяйским оком, скинул черную шинельку, забрался на крышу и принялся заделывать прорехи тем самым злосчастным камышом.
Поработав часа четыре и промерзнув до костей, Петр понял по запаху дыма, валившего из трубы, что теща зря времени не теряла.
Направился в хату с чувством сознания хорошо выполненного долга.
— Теперь, мамаша, твоя крыша, пожалуй, атомный взрыв выдержит.
Матрена Ильинична благодарила зятя, просила за стол, на котором рядом с соленой капустой и помидорами красовался гусь-десятифунтовик с румяными боками. Гусятина пришлась по вкусу. Вскоре на тарелке выросла горка костей.
— Кажется, похарчевался отлично. А вы живете ничего себе. Гусак и тот как добрый порося. Прямо скажу, адмиральский у него был вид, хоть становись перед ним «смирно».
— Спасибо за внимание. Понравился гусь, и слава богу. Захвати гусятины с собой, Петя.
— А что, пожалуй… — согласился Петр, закуривая сигарету. — Пусть и Маруся отведает… У меня на прощание еще один к вам щепетильный вопрос. Как там с коровой? — спросил Петр, посерьезнев.
Матрена Ильинична успокоила заботливого зятя: судебное дело пошло на пересмотр, обещали взыскать за потерю не с пастуха, а с правления колхоза.
Все, оказывается, двигалось без скрипу, своим чередом, и, шагая домой с теплой гусятиной под мышкой, Петр находился в наилучшем настроении.
— Наша мамаша, чувствуется, живет вполне положительно, — заявил Петр, вернувшись домой. — Такого гуся в мою честь зажарила! Вот, полюбуйся на остаточек. Каков?..
VII
Отстал старшина от колхозной жизни. Никак не сообразит, почему иногда хмурятся члены артели, а то ненароком и шуганут трехэтажно и красочно.
Удравший на мотоцикле Помазун погоды не делал. Шут с ним. Вернется так вернется, а приладится на стороне — не велика потеря.
Хлеб теперь был у каждого. Кто хотел — сам пек, а нет — иди в ларек, пожалуйста. Мясо приходилось рассчитывать — нельзя снижать поголовье. В большом почете оказались в колхозе свиньи. Лиманы позволили развести уток. В соседнем районе особенно активно занялись утками десятиклассники. А секретарь райкома за инициативу в разведении водоплавающей птицы отхватил звездочку Героя Труда.
Народ ретиво взялся за коллективные дела. Кубанцы не только умеют — они любят работать. Горы свернет кубанский земледелец, только считайся с его достоинством, советуйся, а если потребуешь лишнее, объясни толком, не тащи молчком.
Примерно так и намекнул бригадир Хорьков в одной беседе, но Машенька Татарченко отшутилась: «Много нам нужно? Сыты, одеты, обуты, клуб есть, кино, танцы, материал в магазин завозят. Обращаются с нами вежливо, по Конституции, и претензий никаких не имеем».
Ну, Машенька оптимистка. Пока своей семьи не нажила, действительно, много ли ей нужно? А другие? А вообще дела в артели? Ведь как-никак Хорьков теперь член правления и должен во всем разобраться.
— Что отражает зеркало предприятия? — Правленческий бухгалтер, курчавый паренек, всегда отвечал пылкой признательностью тем, кто старался проникнуть в сухую, казалось бы, цифирь и найти в ней живой источник. — Петр Андреевич! Правильно! Нельзя проходить мимо учета. Вырисовывается перспектива. Год не закончен, а доходы в сравнении с прошлым годом подняты вдвое…
До чего же его мудро учили в шумном краевом центре: сумели влюбить молодого паренька в такую скучнейшую науку — бухгалтерию. Бухгалтер так сыпал цифрами — просто рябило в глазах: тут и доходы, и урожайность, и неделимые фонды.
— Полюбуйтесь!
Таблицы-плакаты были выполнены с шиком. Какие яркие сочетания цветов! Какие коровы! Если даже и замычат, не удивишься. Пшеница в клейменых мешках без куколя, сурепки или семян повилики; зажми такую пшеницу в кулак — и она выльется из твоей руки. Стеной стояли южная конопля и канатник, кенаф и кукуруза.