Матушка-Русь
Шрифт:
Ближе к воде, среди редких дубов — русское воинство, дальше к холмам — половецкий стан. Но перемешались полки, не поймешь, кто к кому в гости пришел. Грустные степные напевы смешались с разудалыми русскими. Пенится в ковшах сладкий мед и хмельной половецкий кумыс. Братаются, потчуют друг друга, удалью бахвалятся.
Юному княжичу не терпится. В первую битву ему идти, первую славу принять. И тревога, и радость близкой победы. Вскочил на гнедого, меж кострами гарцует, красуясь в одежде воинской. Смотрите, люди, на вашего княжича! Да, это Олегов сын, племянник Игорев.
У перевернутой
— Непонятный вы народ, — рассуждал плечистый бородач в кольчуге. — Пахать — не пашете, к рукомеслу — не приучены, заместо дома — телега. Не по-людски все у вас.
— Степь — кормит, набег — кормит, — спорил с ним бритоголовый половец. Сверкали хмельные глази, блестели белые зубы. — Возьмем Киев — погуляем Киев.
— Погуляем, говоришь? — побагровел бородач. — А ты вот это нюхал? — сунул он половцу под нос мозолистый кулачище.
Половец схватился за кинжал:
— Помощь звал. Помощь — плати.
— Заплачу я тебе, — двинулся на него бородач. — За все заплачу.
Втиснулся меж ними с конем Святослав, взмахнул плетью:
— Смуту затеяли!
— Эх, — выдохнул бородач, поднял дубовый сук, зло сломил о колено и отбросил. Рявкнул на половца: — Иди, пока цел. Ну!
Святослав подумал вдруг: «Так оно и есть. Ждут половцы, когда в город ворвутся. Не велика честь — прослыть разорителем Киева. Нет, брешет половец, не дозволит Игорь зорить отчие земли, не даст напрасной крови пролиться».
Бедный Киев. Недобрый век для тебя настал.
Скудеют богатства твои, тают прежняя сила и могущество. Была крепка Русь при Владимире-Красном Солнышке, при Ярославе Мудром была сильна. Не было тогда отбою от иноземных гостей торговых. С русским князем за честь считали завести дружбу и породниться иноземные государи. Ярославов сын Всеволод женился на дочери византийского императора, Изяслав — на сестре польского короля. Дочь Анна стала французской королевой, другой посвящал свои песни отважный норвежский викинг Гаральд Смелый:
А дева русская в золотой гривнеПренебрегает мною.Гаральд стал властителем Норвегии, а дева русская в золотой гривне — его женой. С германским, английским, венгерским и прочими дворами королевскими породнились внуки Ярослава.
В почете была Русь, перед силой ее трепетали. А ныне? Разделилась земля на малые уделы — Новгород, Чернигов, Суздаль, Галич, Полоцк, Смоленск… Все живут сами по себе, и каждый смотрит, что бы себе еще урвать.
В год 1169-й пришел на Киев суздальский князь Андрей Боголюбский, пожег и разграбил матерь городов русских, даже храмов не пощадил — ободрал с куполов позолоту, раздел ризницы и алтари. Но сам не захотел в Киеве сесть — ушел к себе. Кому он нужен теперь, киевский стол? Только близкие к Киеву смоленские да черниговские князья дерутся из-за него, не щадя крови… Одолели черниговцы, посадили на великое княжение дедова брата Святослава Всеволодовича. Но случилась у того распря с владимирским князем, и ушел он с войском на север, ко граду Владимиру. А смоленский князь Рюрик только и ждал этого: шасть на киевский стол.
Возмутились черниговские, снова двинули полки на Киев. Да призвали еще с собой ляхов — вечных своих недругов.
Черниговцы с ляхами поспешают с севера во главе с дедовым братом, а с юга Игорь идет, князь новгород-северский, вместе с Кончаком, ханом половецким. Войско у них такое, что полстепи запрудит. Без осторожности, вперед дозоры не выставив, лагерем стали.
Пир горой на реке Чернорые!
На взгорье у лесочка Игорь-князь и половецкий хан Кончак состязаются в силе и ловкости. Оба крепки и плечисты, оба дерзки и осторожны. Сплелись руками, лбами уперлись, борются. У Игоря лицо влажно и красно, у Кончака жилы на шее вздулись. Оба дышат шумно и часто, силясь бросить друг друга на ковер.
Будто не друзья — давние недруги схватились в поединке. И словно не ради шутки, а насмерть идет борьба. И не чают, что за холмами скопились и готовятся к бою конные дружины смоленского Рюрика.
С ходу, ураганом обрушились они на пирующих. Смяли и, как волчки обезумевшее стадо, погнали к реке. Кипит река от барахтающихся тел. Хвататаются плывущие за борта лодок и без того переполненных. На одну так нависли, что лодка черпнула бортом и медленно пошла ко дну. Плюхнулись в разные стороны сидевшие в ней. Святослав потерял меч и шлем. Поток бегущих увлек его. Кривой половец вцепился в ногу, пытаясь стянуть с коня. А княжич в смертельном ужасе бил его кулаком по голове. Конь храпел, пятился. И вдруг шарахнулся в сторону; упал княжич боком на корни. Боль молнией пронзила тело. Кто-то наступил ему на руку и перевернулся через него.
Княжич вскочил и был тут же опрокинут в омут. Вынырнул, глотнул воздух. Тянуло ко дну. «Русалки», — мелькнула мысль, и он отчаяннее забарахтался, плывя к берегу. Увидел рядом борт лодки, схватился за него. Мелькнуло перед глазами искаженное злобой лицо Кончака. Хан толкнул его каблуком, княжич погрузился в коричневый мрак. Легкие напряглись до предела, вот-вот разорвутся без воздуха. Вынырнул княжич, хлебнул со стоном воздух. Чья-то рука схватила его за ворот, втягивала в лодку. «Игорь», — увидел Святослав.
Кончак бил ногой и веслом тех, кто цеплялся за борт лодки, отталкивался от их голов.
Потом княжич бежал вместе со всеми. Его обгоняли, толкали, какой-то рыжий растрепанный воин на коне чуть не подмял.
Остановились будто все разом: один упал на траву, другой, пошатываясь, побрел обратно, третий стал стягивать мокрую обувку. Княжич в изнеможении опустился под уродливым кленом и закрыл глаза. Когда открыл их, первое, что увидел — куст кипрея в розовых цветах и кривой клен с толстым наростом на изгибе. На нем разложила крылья желтая бабочка.
Уткнув лицо в колени и покачиваясь, сидел Игорь. В отдалении выжимали порты и рубахи воины. Игорь откинулся назад. Он будто похудел и постарел. От солнца резче обозначился прямой и тонкий нос, крупные упрямые губы, редкие сединки в черной бороде. На глаза легли тени, и от этого взгляд казался злым и подозрительным.
— Ну что, племяш? Как присловье говорит: здравствуй, женившись, да не с кем спать? — заговорил Игорь. И вдруг прошла по лицу улыбка, он будто хрюкнул и захохотал, сначала беззвучно, а потом громко и раскатисто: