Матушка-Русь
Шрифт:
Мужик долго молчал, потом заговорил снова.
— Как снопики люди валились. Одолели мы смолян. В каком-то выселке добыл животину и порты вот эти… Князишка наш с почетом вернулся. Ему ничего. А у мужика — была изба, осталась труба. Что за напасть такая! — с гневом слезно завопил мужик. — Деритесь сами. Нас, мужиков, не трожьте!..
Молча уходили они от пожарища.
Ветер перебирал пыль на дороге, сеял ее в траву на обочине.
— Поля лебедой зарастают, пустеют деревни. И куда бежать простолюдину от этого лиха? — негромко молвил Путята. — Сложить бы песню такую. Вот обо
Святослав грустно улыбнулся, проговорил нараспев:
Как глаза мои со слезамиНе падут на сырой песок,Как от горькой этой печалиНе расколется сердце враз…Гусляр прищурился и будто на чудо какое глянул на княжича:
— Сам сложил?
Княжич кивнул.
— А душа-то у тебя не с хлебный кус.
Недолгие дни ходил юный княжич с Путятою по городкам и деревням, ходил, как простой скоморох. Кормились — чем люди приветят за потеху или старину. В тягость было Святославу неудобное бродячее житье. И притворное веселье, когда тебе невесело, и шуточки со стороны: гусляры, мол, люди бросовые, у кого на доброе умельства нет, тот скоморошьим делом промышляет. Сказал он Путяте:
— Что может песня? Нет, не песни нужны. Пойду к отцу, к другим князьям: докажу, уговорю…
— Эх, — с сожалением, как на отрока зеленого, посмотрел на него гусляр. — Плетью обуха не перешибешь.
— Ты правду мне обещал показать? — вспылил княжич. — Где она, твоя правда? Поглядел на нее — хватит. Сыт по горло.
Путята слушал спокойно. Холеного коня к лебеде не приучишь.
— Каждому своя дорога, — вздохнул он. — Коли написана встреча на роду — еще свидимся.
Вот и свиделись.
ЗНАМЕНИЕ НЕБЕСНОЕ
Собирались князья крепкой силою — войско в семь тысяч. Раскинули стан вдоль реки у старого городка Оскола. Игорь с пешими и конными сотнями, дружины юного сына его Владимира и рыльское воинство Святослава да полк наемных ковуев с боярином Ольстином во главе, посланный хитрым черниговским князем Ярославом, дядей Игоря. И еще должны вот-вот подоспеть отважные куряне со Всеволодом.
Грозою пройдут полки по становищам половецким, разгонят их, разметут по степи.
Отдыхают русичи, сил набираются. Купают коней, а кто посмелей — и сам лезет в воду. Далеко вдоль берега дымят костры, копошатся около них люди. Князь, Святослав и боярин Ольстин собрались на холме возле главного шатра. Степь, одетая первой зеленью, далеко отсюда видна, кажется, что за дальними холмами она кончается и переходит в небо.
— Скорыми дорогами идти надобно, чтоб не растревожить гнезда половецкого. Замешкаешься — успеют силы собрать. Без отдыха пойдем, — говорит Игорь. — Тебе, Святослав, с Владимиром и Ольстином впереди держаться. Будешь за старшего.
Встретишь малое войско — бейся.
Святослав согласно кивнул, не подал виду, что доволен. Боярин Ольстин, рыхлый лицом и телом, с медовыми глазками-щелочками, обиженно поморщился. Не достойно, мол, ему в ряду с юнцами ходить. Но смолчал.
Тень упала на степь. Она ползла от холмов, расплывалась, застилая солнечный свет. Помрачнело как перед грозой. И откуда грозе быть — на небе ни облачка!
Глянул Святослав на небо и похолодел: солнце будто бы и светит, да не так — тускло, нерадостно. Мрачней и темней становится вокруг. Из трав от реки поднимается ночь. На глазах тает и меркнет солнце. Висит оно черным шаром, и только по краям разливается белое сияние.
— Конец света! — возвопил кто-то истошным голосом.
Жутко стало. Дружинников, испытанных в ратях мужей, страх полонил. Часто закрестились. Разверзнется сейчас небо, полыхнет огонь.
А тень медленно перекатилась через солнце и растаяла.
— Дьявол солнце украсть хотел, — крикнул кто-то в ряду ближних воинов. Встревоженные, тесней и тесней сбивались они ко княжьему шатру.
— То знамение небесное! Неугоден наш поход господу!
Игорь встрепенулся, глянул тревожно на князей и Ольстина.
— Как решать будем?
— Ворочаться надобно, — мягко и трусливо пропел Ольстин. — Не к добру знамение. Да и ратники, вишь, всполошились.
Воины собирались к шатру, роптали.
— О помыслах господних не ведаем, — гневно ответил Игорь. — Мыслю, что на погибель поганым знамение это. Братья и дружина! — крикнул он. — Лучше убитому быть, чем полон терпеть. Испытаем судьбу: или головы сложим в поле половецком, или изопьем шеломами из Дона великого!
Воины загудели, заспорили.
— Не простит господь нашей дерзости, — ныл гнусаво маленький ратник.
— Меньше на небо смотри — не споткнешься! — выкрикнул невесть откуда взявшийся Путята-гусляр.
Вечером Святослав подозвал Путяту. Что же означает знамение? Толковали, однажды после такого затмения пришел мор на скот, в другой год принесло оно неурожай. Может быть, и теперь предостерегает их господь от дерзости? Может быть, против божьей воли они поступают?
— О боге говорить не хочу, — сердито сказал гусляр. — В ссоре я с ним, с православным богом.
— Что ты, Путята?
— В ссоре, — упрямо повторил Путята. — Чужой он, не наших обычаев. Деды наши по жизни своей богов избирали: чтоб земле тучность давали, скоту — нагул, житу — тугой колос. А православный бог из чужой земли пришел и чужие обычаи принес. Чернобог он. Жизнь перемешал, будто кашу в горшке, людей от земли оторвал, друг с другом поссорил. Пусть, мол, меж собой дерутся и каждый защиты у меня ищет. Жаден он и зол, как бояре наши. Послушай, как народ о нем судит.
Создал бог Адама и сказал:
«Будешь ты жить наравне со зверьми и прочей тварью».
Адам же не зверь, а человек есть. Увидел, как вкушает бог плоды премудрости в саду своем, и любопытствие взяло его. И вкусил он плода запретного. Увидел бог, что человек хочет его разума достичь, и проклял Адама и весь род его. Внуки Адамовы разбрелись по лицу земли и стали отцами всех земных племен. И каждый народ тогда жил по своему обычаю.
Не по нраву пришлось это православному богу. Послал он потоп великий на землю и все живущее на ней загубил. Только Ною, который ему поклонялся, спастись дозволил с малой живностью.