Матушка-Русь
Шрифт:
— Седлать коней зову вас, смерды и холопы, торговые и работные люди! — Голос Святослава звенит уверенней, громче. — У кого коня нету — пускай пешим идет! Честь великая и добыча богатая ждет вас, храбрые русичи!
Колыхнулся народ, зашумел.
Выскочил вперед Самошка-кузнец и крикнул визгливо, даже голос сорвался, как у молодого петушка:
— С детьми пойдем, Ольгович!
— Куда тебе, старому, версты мерять! — гаркнули из народа. — Пусти сынов одних, а сам дом сторожи…
Вытянул шею Самошка, будто хочет увидеть обидчика. Еще задорней поднялся
— А куда они без меня?
Дрогнули передние ряды от хохота.
— С детьми пойдем! — дружно грянули голосистые крикуны. Сперва нестройно, а потом во всех концах подхватил слова их народ. Святослав вздохнул полной грудью и легко улыбнулся.
Самошка весело замахал руками и пустился в припляс перед княжьим крыльцом, выкрикивая:
— А мечи-то халаружные накованы, а не хуже басурманских они.
«С радости зачудесил», — подумал Святослав. Доволен князь Самошкой. Хоть и посмеиваются над стариком, а уважают его, с легким сердцем на его слово откликаются.
…После веча по случаю великого похода забражничал Самошка, как монах расстриженный. Ходил он по улицам и орал соромные песни. Куда бы ни семенил босой кузнец, всюду следовали за ним сыны в длинных расшитых рубашках и огромных лаптях. А за ними валом валили зеваки — авось кузнец еще что-нибудь вычудит.
Залез Самошка на городскую стену. Постоял в раздумье, покачался и вдруг свирепо погрозил в сторону степи сухим кулаком.
— Чего рты поразинули! — взвизгнул он на сынов, и те тоже обратили к степи свои пудовые кулаки. Домой возвращался кузнец совсем пьянехонек. Сыны вели его осторожно, подхватив под мышки. А он свесил бессильно голову и что-то бормотал.
Когда ноги его совсем волочились по земле, сыны подбадривали:
— А как ты, батя, в Олеговом войске ходил?
Кузнец вскидывался, выпячивая грудь, и старался идти сам, высоко поднимая ноги.
Агафья возилась у печи, двигала горшками на шестке. Сыны усадили кузнеца на лавку рядом с кадкой, в которой набухала квашня. Самошка навалился на кадку и заехал локтем в тесто. Агафья оттолкнула его и переставила кадку на стол.
Самошка обиделся:
— Может, животы сложим. А ты с квашней…
Дрогнула широкая спина супруги. Сынам почудилось, что мать всхлипнула. Но тут же ответила сердито и твердо:
— Поход походом, а хлебы печь надобно.
ВСТРЕЧА
Веселися народ — скоморошина идет!
Появился гусляр белобородый на княжьем дворе. Гам и суета вокруг. Дружинники, готовясь к походу, снуют в терем и из терема, спорят, оружие пробуют.
Гусляра окружили тесным кольцом:
— Повесели душу, старинушка!
Гусляр тряхнул бородой, подернул бровью и заприговаривал, ногой притопывая:
Как струна-то загула, загула,И другая приговаривала:Пора молодцу женитьбу давать,Молодому свататься…Слышит князь знакомый басок, спускается с крыльца. Из-за спин челядинцев не видит того, кто поет:
Стару бабу за себя ему взять,Стару бабу на печи держать,Стару бабу калачами кормить…Раздвигает людей Святослав, пробирается к гусляру.
— Куда прешь! — огрызнулись на него, но, увидев князя, расступились.
…Кабы бабе калача, калача —Стала б баба горяча, горяча.Кабы бабе молока, молока,Стала б баба молода, молода.Видит Святослав белую бороду, смешливые прищуренные глазки под лохматыми бровями.
…Кабы бабе сапоги, сапоги,Пошла б баба в три ноги, в три ноги!Путята!
Вот кого не ждал и не чаял он видеть.
Сколько лет минуло! В те же годы, когда был Святослав отроком, повстречались они с Путятою.
…Сидит у городских ворот белобородый гусляр, щурится подслеповато на солнышко. На губах улыбка играет, тихая, ласковая. Лаптишки у старинушки потрепаны, одежонка от пыли поседела. Рядом брошены гусли, мешок, холостяной да суковатая дубинка. Знать, не ближнего пути странник. Спешился с коня юный княжич, подошел.
— Здоров будь, добрый человек.
Недоверчиво стрельнул в него глазами старик:
— И тебе доброго. Коли знатен — дворов поболе, коли холост — красу-девицу.
И отвернулся, будто княжич мимо проехал. Постоял Святослав, помялся, потом спросил:
— Какого роду-племени, куда ноги несут?
Хитро сощурился старик, будто сказать хочет: не тебе бы спрашивать, не мне отвечать.
— Все мы плоды одного деревца: от Адама род свой ведем. А ногам дурная голова спокою не дает: землю они топчут — на меня ропщут.
Святослав вспыхнул от дерзкой речи. Но сдержал в себе обиду: любопытство перебороло. Приходилось ему видеть песнетворцев, что на пирах садились в почетном ряду, слагали они песни князьям за славную сечу или удачную охоту. Дивился отрок, как шьют они словесный узор под ласковый гусельный рокот, как легко напевом играют. Но холоден тот узор, без душевного тепла соткан.
Втихомолку пробовал он и сам воинские песни слагать. Залучив однажды гусляра бродячего, поведал ему одну. Сказывалось в ней, как ходил походом на половцев Владимир Мономах. Притоптал он великими полками их землю. В честь победы золотым шеломом из Дону воды зачерпнул.
Без резвых табунов, при разоре остался у Дона хан половецкий Сырчан, не смел о мести помыслить. А брат его Отрок бежал к Железным воротам — горам Кавказским. В довольстве проводил он там дни свои, не вспоминал о выжженной солнцем степной стороне.