Маяк и звезды
Шрифт:
А она-то хороша, пожалела еды для людей, потерпевших кораблекрушение! Наоборот, ей следовало проявить больше гостеприимства и как следует угостить их. Бленда достала из кладовки хлеб, масло и четыре последних яйца. Плевать, что скажет смотритель.
Погасить маяк оказалось проще, чем зажечь. Эрик открыл воздушный вентиль, чтобы давление в резервуаре с керосином упало, потом просто задул пламя и поставил трос от гири на стопор.
Моряк спросил, как получается так, что маяк мигает, и Эрик показал ему лампу, зеркало
— Сразу видно, что тебе это интересно, — сказал моряк. — Когда что-то нравится, всегда хочется узнать об этом побольше.
Он подошел к окну, где стоял Эрик, и они стали вместе смотреть на чаек, круживших около маяка.
— Мне нравятся чайки, — продолжил он. — Они очень помогают морякам. Они первые встречают судно после долгого плавания, сообщая о том, что земля близко.
— Выходит, чайки — почти как маяки, — сказал Эрик. — Как вехи, указывают морякам путь?
— Да, ты прав, я раньше об этом не задумывался. Или как звезды. Раньше, когда не было маяков, мореплаватели прокладывали путь по звездам. Ты знал об этом?
Эрик впервые об этом слышал и впервые за долгое время испытал счастье, узнав что-то новое. Ему очень хотелось тоже чем-то поделиться со своим новым другом.
— Пойдемте, — сказал он и закрыл линзу чехлом. — Пойдемте вниз, я вам кое-что покажу.
— Сломано крыло? — спросил гётеборжец, когда они дошли до корыта, в котором Эрик поселил Моссе. Сев на корточки, моряк осторожно взял чайку на руки.
Эрик не хотел рассказывать, как все произошло, он стоял рядом и молча наблюдал, как его новый друг осматривает крыло Моссе. Он расправил его и осторожно потянул, чтобы проверить, как отреагирует на это птица.
— Похоже на след от пули, — задумчиво сказал он наконец.
Эрик ничего не ответил, и моряк продолжил:
— Рана затянулась, ты хорошо за ним ухаживал. Теперь ему надо только немного потренироваться, и он снова сможет вернуться к своим друзьям.
— Мы будем тренировать его прямо сейчас? — спросил Эрик.
Моряк не ответил, и Эрик подумал сначала, что тот не расслышал. Он молча ждал, и тогда моряк повернулся к нему и сказал:
— Стрелять в чаек нельзя. Они ни в чем не виноваты. Мы не имеем права вмешиваться в их жизнь, считая себя умнее их. Птицы видят вещи по-другому.
На душе у Эрика стало тепло.
— Я тоже так думаю, — сказал он.
Моряк погладил Моссе и посмотрел на мальчика.
— Наверное, мы с тобой чем-то похожи, — сказал он.
В кухне клубился жаркий пар, и Бленда открыла окно.
— Завтрак почти готов, — сказала она Эрику и гётеборжцу, сидевшим на улице.
У плиты краснолицый моряк ловко разбивал яйца. Молодой кивнул в его сторону и произнес что-то вроде «кук».
— Кок? — переспросила Бленда.
Молодой только засмеялся, но его товарищ, только что вошедший в кухню вместе с Эриком, ответил за него:
— Да, это наш корабельный кок. Мастер варить суп из топора.
Они сели за стол, все шестеро. Прежде чем приступить к еде, иностранцы сложили руки у груди, и старик произнес несколько слов на языке, не похожем на тот, на котором они до этого говорили друг с другом.
— Он молится за капитана, — прошептал швед Бленде на ухо. — Они все католики. Фернандо из Португалии, Патрик и Джейми — из Ирландии.
Завершив молитву, кок засмеялся и сказал что-то, рассмешившее остальных. Швед что-то ответил ему, и все засмеялись еще громче.
— Что он сказал? — спросила Бленда.
— Что наш капитан, конечно, сукин сын — a mean bastard, но хорошо бы он не попал в ад в компанию себе подобных. А я добавил, что нам повезло, потому что мы-то оказались в настоящем раю.
Бленда никогда не ела ничего вкуснее. С таким завтраком не могла сравниться никакая овсянка. За столом царило веселье, моряки перекидывались шутками, и хотя дети ни слова не понимали, глядя на них, они тоже смеялись. Кок подкладывал им лучшие куски жареной ветчины, а седой моряк взял Блендину косу и осторожно взвесил в руке.
— Он говорит, что у его внучки такие же толстые косы, как у тебя, только черные, — перевел гётеборжец.
Когда они поели, молодой моряк достал из кармана куртки губную гармошку. Звуки она издавала довольно противные, видимо внутрь попала вода, но парень продул ее, и она зазвучала как надо. Он заиграл мелодию одновременно веселую и грустную. Бленда никогда не слышала ничего подобного. Кок сиплым голосом запел, а старик без слов подхватил мелодию.
Чем больше Бленда смотрела на шведского моряка, тем больше он казался ей знакомым. Что-то было в его глазах, в руках, в приятном голосе.
И еще его слова, которые он сказал Эрику, а она расслышала через открытое окно: «Наверное, мы с тобой чем-то похожи».
А что, если это?..
Нет, это невозможно.
Если это папа, неужели он не узнал бы своих детей?
А что, мог и не узнать. Ведь когда он исчез, они были маленькие, а теперь Бленда уже совсем взрослая.
До того, как жениться на маме, папа был моряком. Вдруг он не смог устоять, охваченный тоской по морю и вольной жизни, и вынужден был оставить их?
Нет, в это она поверить не могла. Не мог он бросить их, намеренно не писать и не посылать денег маме.
Значит, это не он.
И тут Бленда вспомнила, что однажды читала в газете о человеке, потерявшем память. Он забыл свое имя, забыл, откуда он и чем занимается. Но вдруг, совершенно случайно, в руки ему попала скрипка, и оказалось, что он умеет играть прекраснейшую музыку. Пока он играл, память вернулась к нему, и он все вспомнил.
А что, если с папой случилось то же самое? Какой-то несчастный случай, из-за которого он потерял память? А потом он бродил по порту, скажем, в Саутгемптоне, где должен был пересесть на корабль в Америку. Вдыхая запах моря и глядя на лодки у причала, вдруг вспомнил, что он моряк, устроился на корабль и так все эти годы и проплавал по морям.