Мазепа
Шрифт:
Король шведский с войском двинулся далее. 11 февраля заложил он свою главную квартиру в Сморгонах, а 18 марта — в Радосовицах. Царь с войском стал в Вильне; его генералы с военными силами расположились в Полоцке, в Минске, в Могилеве [141] .
Гетману указано было собрать полки и выступить за Киев, в Правобережную Украину, с целью содействовать по мере надобности полякам партии Сенявского, враждебной шведам, впустить в Белую Церковь польский гарнизон [142] и держать при Сенявском малороссийского резидента. Февраля 6 Мазепа с половиною своего войска был уже в Хвастове. Сенявский писал ему, что идти самому далее незачем, а требовал присылки шести тысяч Козаков в Польшу, о чем Мазепа доносил, представляя неудобство такой посылки. [143]
141
См.: Nordberg. Histoire de Charles XII. Vol. II. La Have, 1728. P. 206—209.
142
«…Кгарнизон свой когда поляки до Белой Церкви пришлют и до мене з тым отзовутся, невозбранно впущу оных туды до фортецы Белоцерковской, а прочую Украину по указу вашего царского величества держать буду и не отдам ее в посессию полякам до воли вашего цар. величества». (Государственный архив. Письмо Мазепы января 30-го 1708 года.)
143
«…По указу в. ц. в-ства рушивши я в поход военный з Батурина и переправивши Днепр, поспешил до Хвастова немедленным маршем, где и войска регименту моего, которые могли в нынешнее великое распутие последовательно мне належащего места достигнуть, около Хвастова разставленные пребывают, а половина войска по повелению в. ц. в-ства для лготы своей в домах зосталася, где зде в Хвастове получил я от г-на Синявского гетмана великого коронного трикратное писание, в котором желает, дабы я далечейшим походом и сам не турбовался и войск не трудил, того ради что неприятельская потенция з Польши вышла и марш свой до Литвы определила, токмо в Великой Польше около Познаня малая некая партия оставлена, на которую просит у мене суккурсу шесть тысяч выборного войска туда ж до Великой Польши, а мне советует около Белой Церкви стоять, смотря неусыпно на поведения бусурманские, ибо получил он, гетман (яко до мене пишет), будто подлинную от зичливых корреспондентов ведомость, что посел турецкий, посыланный до короля шведского и до Станислава, обещал им именем Порты в помощь по первой весне 4000 турок и 6000 орды и будто и письмом тую свою ассекурацию утвердил. Я убо без именного в. ц. в-ства указу не знаю яко тым суккурсам желание его г-на гетмана великого исполнить. Понеже от Днепра аж до Случи на сей пустыни не токмо сена, но и соломы невозможно достать, а от Случи до Львова мало не тое же чинится для консистенции войск обозовых коронных. И если в такую далекую сторону 600 выборного войска пошлю, то подлинно в нынешнее распутие и крайнюю безкормицу от коней отпадут и пеши поприходят». (Государственный архив. Письмо Мазепы 6 февраля.)
Очевидно, Мазепа, замысливши изменить царю Петру и при возможности объявиться на стороне противной, чувствовал себя крайне в фальшивом положении, когда его принуждали посылать подчиненное ему войско против тех, которым он тайно обещал свое содействие, и оттого-то он изо всех сил старался под разными благовидными предлогами удерживаться от посылки Козаков на помощь полякам, враждебным королю Станиславу. Царский указ предписывал отправить стародубских полчан к Быхову на соединение с бывшими там польскими военными силами; Мазепа пытался уверить правительство, что это будет небезопасно, потому что на искренность поляков нельзя положиться. [144] Он извещал, что по поводу сношений шведов с турками надобно остерегаться от внезапного вторжения бусурманских союзников шведского короля, и потому нельзя лишать Украину постоянного войска. Сенявский напрасно требовал и присылки Козаков, и возвращения Украины, ссылаясь на объявленную волю царя. Мазепа все отговаривался неполучением окончательного царского указа, и Сенявский писал к царю, представлял доводы, что одна Белая Церковь без территории недостаточна, и, жалуясь на малороссийского гетмана, просил приказать ему исполнить царскую волю об отдаче Украины. [145] Мазепа, напротив, писал, что опасно посылать козацкое войско под команду ляхам, потому что они коварны. [146] Спустя немного времени Сенявский потребовал уже не шесть, а десять тысяч Козаков ему «в сикурс» и сверх того желал, чтоб и сам гетман Мазепа с остальными козацкими силами шел к нему в Дубно, потому что против Сенявского шли военные силы Станислава. Царь приказал Мазепе исполнить требование Сенявского, потому что должен был содействовать польскому войску, которому давал субсидию. [147] Мазепа должен был снарядить на помощь к Сенявскому отряд Козаков под начальством киевского полковника Мокиевского [148] , но вместе с тем Мазепа не переставал увертываться и выдумывать всякие способы, чтоб, исполняя царскую волю, не действовать наперекор своим тайным замыслам.
144
«…Понеже там около Быхова многие корогвы войска литовского приближаются и волочатся, которые, яко непостоянные, Бог ведает что думают и каким намерением там собираются, и если б оные, изъявляя сокровенную свою внутреннюю вражду, похотели нечаянное на полки моего регимента учинить нападение, а наши бы их не одолели, то надежнее будет уступить и припертися для оборонительного отпору к своим городам, где я скорее бы войсками регименту моего подал помощь». (Государственный архив. Письмо марта 9-го 1708 года.)
145
«…Господин гетман Мазепа указы в. в-ства паче разсказами нежели самым делом исполняет, отсрочивая сикурс, который ныне зело был бы потребен к разорванию сил неприятельских, в чем не жалуясь на персону его м-сти, дерзаю просить в. в-ство о действительном к нему указе и об отдании Украины». (Архив иностранных дел 1708 г., март. Подлинники.)
146
«…Ляхи, по-видимому, еще теперь и являются быти верными, обаче внутрь сокрывают что невозможно того проникнута». (Там же.).
147
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8.
148
Архив иностранных дел 1708 г., апрель. Подлинники.
Мазепа писал Головкину, что получил «пересторогу» от некоторых поляков, преданных царю, что неприятели намерены вторгнуться в Украину, а Сенявский колеблется и подумывает пристать к шведской стороне. «Быть может, — писал Мазепа, — Сенявский нарочно замыслил отвлечь от меня 10000 Козаков, чтобы разделить мои силы и открыть неприятелю нашему путь в Украину». Мазепа повторял опасения и со стороны сераскира, и со стороны Запорожья; там, под покровительством запорожцев, которых в своем донесении он честил «псами», стекается разный сброд из Гетманщины, Слободской Украины, Польши и Волощины, люди, готовые на всякое воровство и своеволие [149] . Все это, по-видимо здравым соображениям гетмана, не допускало удалять его с войском из Украины. Сенявский ни за что не хотел брать Белой Церкви и вводить туда польского гарнизона, домогаясь непременно отдачи ее территории. Но Мазепа всеми силами старался убедить царя, что если отдать Белую Церковь с уездом и дозволить там стоянку польских военных сил, то между поляками, с одной стороны, и с другой — белоцерковскими козаками, а за ними и всеми обывателями Правобережной Украины начнется междоусобная драка. Это казалось чрезвычайно основательным, судя по недавним еще событиям, и притом все это сходилось с тогдашними намерениями, возникшими у Петра. У царя велись тогда тайные переговоры с королем Августом; царь пытался побудить Августа появиться в Польше и своим прибытием поддержать противников Станислава; поэтому Петр воспользовался предостережениями Мазепы, отложил до возвращения Августа отдачу Польше Правобережной Украины, задержал движение Мазепы с малороссийскими военными силами на Волынь к Сенявскому и, наконец, выдачу обещанной денежной субсидии на польское войско. [150] Подозрение на Сенявского, которое набрасывал царю Мазепа, подтверждалось известиями и из другого пути. Царский резидент, состоявший тогда при Сенявском, доносил царю, что этот пан в минуты откровенности высказывался так: «Если придут такие обстоятельства, что мне невозможно будет держаться царской стороны, то я отступлю к противной стороне, только шельмой никогда не буду, а заранее объявляю об этом прямо». [151] По известию шведского историка [152] , Сенявский в это время сильно колебался и уже склонился было на сторону Станислава под влиянием убеждений французского посланника маркиза де Бонака, но потом опять отвернулся в противную сторону. Причиною такого колебания было то, что союз с Петром щекотал честолюбивые надежды Сенявского — сделаться самому королем [153] , а его жена, через посредство других лиц, искала милости у Станислава «про запас», чтоб иметь возможность пристать к нему тогда только, когда уже станет ясно, что царские дела пойдут худо [154] . Польские паны в то время так легко переходили с одной стороны на другую, что никаких соображений нельзя было составлять заранее ни о ком: малейшее что-нибудь, манившее выгодою или устрашавшее опасностью, располагало польского пана пристать к той стороне, которой он только что перед тем был противником, и изменить той, которой недавно клялся в верности. Так в эту пору братья Любомирские — обозный и подкоморий, — открыто ставшие за Станислава, теперь обращались к царским министрам, изъявляли «униженность» и охоту служить общим интересам, прося возвратить свою маетность Лабунь, захваченную Меншиковым. [155] С Сенявским могло быть что-нибудь подобное в обратном смысле.
149
Там же.
150
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Донесение царю Головкина 9 мая.
151
Архив иностранных дел 1708 г. Польские дела.
152
Nordberg. Op. cit. II. Р. 210.
153
Ibid. P. 226.
154
Архив иностранных дел 1709 г. Польские дела.
155
Архив иностранных дел 1708 г., март. Подлинники.
Мазепа бросал подозрение на Сенявского, выставляя свою верность царю; но и Сенявский не оставался в долгу и бросал перед царем подозрения на Мазепу. В апреле, жалуясь, что, вопреки царскому обещанию, Мазепа не отдает Украины и сам не идет с войском к Дубно, он сказал русским резидентам Украинцеву и Дашкову: «Ох, смотрите, как бы гетман ваш не имел со шведским королем и с Лещинским тайного согласия!» Разомстольник Кантакузин сообщил Мазепе, что посланец турецкий, ездивший в Польшу к Станиславу и к шведскому королю, слышал, как Станислав хвалился, что у него есть друзья в Москве, гетман с Украиною с ним заодно и станет помогать ему против Москвы, когда Порта пошлет в помощь Станиславу орду. Сам Мазепа сообщил о таких слухах насчет себя Головкину и приписывал такую клевету против него сераскиру, который хочет затянуть Порту в войну против русского царя. В мае ездил к Сенявскому от Мазепы войсковой канцелярист Максимович, и с ним Сенявский прислал Мазепе какое-то письмо, «писанное неведомо от кого и до кого»: в этом письме желали склонить Сенявского к переходу на сторону-Станислава и указывали, как на пример, что гетман войска запорожского уже к нему склонился. [156] И об этом Мазепа тотчас сам известил Головкина, признавал такое письмо произведением «адгерентов» шведских, которые друг с другом ссорятся и его. невиновного, в свои дрязги мешают. Мазепа горько жаловался, что клеветники не дают ему покойно окончить в старости дней своих, и уверял, что гетманское звание доставляет ему только муку. [157] Головкин, успокаивая «доброго» старика, писал к нему: «Много таких рассеянных безделиц бывает не на одного вас, но и на иных многих верных слуг царского величества; нечего тому верить, ибо неприятели всегда для своей пользы ложь на верных сплетают, дабы тем своих единомысленников увеселить».
156
Архив иностранных дел 1708 г., 23 мая. Подлинники.
157
«…Благодарю Бога моего, что грех ради моих наказует мя отовсюду скорбя ми, напастями и клеветами. бедами и неудобоносимыми печалями, которые в крайней моей немочи и ослабелой старости превосходят мои силы и не дают мне спокойно сего уже короткого жития докончить, но прежде времени в гроб женут! Богдай бы того никогда уряду гетманского не знал, на котором от начала его не живу, а мучусь, стражду и непрестанные напасти и внутрь от своих знаемых и лжебратий и извне от чужестранных терплю. Прошу вашей вельм-сти, сотвори милость с ближним своим горее нежели в разбойники впавшим и милосердствуя о мне, подаждь в тяжких печалех желаемую отраду, да не скончаюся безвременно». (Архив иностранных дел 1708 г., май. Подлинники.)
Сенявский, долго домогавшийся всей Правобережной Украины, в мае отнесся к русскому правительству с готовностью взять одну Белую Церковь с ее уездом. Головкин по этому поводу писал к гетману Мазепе, что это дело оставляется на его собственное усмотрение: если гетман надеется, что отдача Белой Церкви не произведет волнения во всем малороссийском народе, то может исполнить требование Сенявского, а в противном случае может подождать. [158]
Таким образом, Мазепа успел-таки поставить дело с поляками так, как ему было нужно до поры до времени. Он держал царя в подозрении относительно поляков, не шел сам в Польшу на помощь противникам Станислава, не посылал уже туда более Козаков, не отдавал и Белой Церкви Сенявскому, а стоял обозом у Белой Церкви, куда перенесся из Хвастова еще 27 марта по причине скудости в конских кормах. Стоя под Белою Церковью, как будто дожидаясь дальнейшего царского указа, Мазепа отправлял по царской воле козацкие отряды на другую сторону.
158
Государственный архив. Кабинетские дела Отделение II. Кн. № 8. Письмо Головкина.
На Запорожье появился предводитель донцов и украинных удальцов Московского государства Кондратий Булавин. Сначала он заложил свой стан в урочище Кленкове, на реке Калмиусе; к нему набралось там до 9000 всякого рода «гультаев»; донцов было с ним до тысячи человек. [159] Оттуда Булавин прибыл в Сечу, принес письмо от донского козацкого войска к низовому запорожскому и стал возбуждать запорожцев идти вместе с донцами на Русь — бить бояр, прибыльщиков, дворян и подьячих. Три раза собиралась в Запорожье рада. «Молодята» (т. е. недолго еще жившие в Сече) вошли в задор и подняли обычный крик: идти бить арендарей и панов за то, что Украиною завладели. Старики удерживали их и представляли, что в то время никак нельзя было начинать такого похода: первое, оттого, что зима была теплая и реки не совсем замерзли; второе, в Москву посланы были их товарищи и могли там пропасть, если Запорожье пристанет к мятежу. Дозволили Булавину жить в Кодаке, но не дозволяли приглашать татарскую орду. [160] Это происходило в средине зимы. Мазепа отправил в Сечь батуринского сотника с приказанием выдать Булавина. Сначала рада решила исполнить требование гетмана, но на другой день пьяницы и «гультаи» взяли верх над стариками и закричали, что Булавина выдать невозможно, потому что издавна в Сечу волен всякому приход и Сечь никогда никого не выдавала. Булавину, однако, послали в Кодак приказание жить смирно, распустить всякое «гультайство» и не затевать ничего противного государю. [161] Но вслед за тем в Сече произошел переворот: сменили кошевого, избрали Костю Гордеенка, «древнего вора и бунтовщика», как его называл в своих донесениях Мазепа. Напрасно от гетмана приходили одно за другим требования выдать или, по крайней мере, прогнать Булавина. Он продолжал сидеть в Кодаке и оттуда разослал 260 агентов в украинные страны Московского государства и на Дон с возмутительными грамотами. [162] Он возбуждал донцов тем, что «деды и отцы положили старое поле и то старое поле держалось крепко, а ныне злые бояре и немцы Козаков ругают и оскорбляют, жгут и казнят жестоко и старое поле переводится ни во что».
159
Архив юстиции. Кн. 104. Л. 128, 173.
160
Там же. Л. 174 и далее.
161
Архив иностранных дел 1708 г., январь. Подлинники.
162
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8.
Он, Булавин, восстает за это старое поле и с ним заодно все запорожские козаки и белогородская орда. Он дает такой приказ Войску Донскому и всем городам украинным: со всех станиц половина жителей пусть идет к нему, а половина остается дома. Всех начальных и простых черных людей посадских и волостных, в селах и деревнях украинных городов возбуждал он истреблять дворян, прибылыциков, немцев, но уговаривал между собой отнюдь не заводить вражды, никого безвинно не оскорблять под страхом смертной казни, всех заключенных в тюрьмах освободить и всем везде устроиться по козацкому обычаю в десятки, выбрав атаманов и асаулов. При новом кошевом уже не только не запрещали Булавину приглашать татар, но решали, что, когда Булавину пристанут белогородские татары, горские черкесы и калмыки, тогда и запорожцы не задумаются идти на великорусские города. [163] Булавин переправился через Днепр, стал на урочище Вороное и оттуда кликнул клич: «Атаманы молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники! Кто похочет с походным военным атаманом Кондратием Булавиным погулять, по чисту полю красно походить, сладко поесть да попить, на добрых конях поездить — приезжайте к нему в вершины самарские!» [164]
163
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 7.
164
Там же. Письмо Долгорукого.
Мазепа с своей стоянки под Белою Церковью отправил против Булавина полтавского полковника Левенца и охотного полковника Кожуховского; но в то же время писал Головкину, что не слишком-то доверяет искренности и верности посланных козаков. [165] Без сомнения, посылая войско против Булавина, Мазепа и здесь принужден был поступать наперекор своим истинным тайным намерениям. Естественно, ставши сторонником Карла и Станислава и врагом Петра, он должен был для целей своих тайных союзников находить подходящими всякие смуты и беспорядки в царской державе.
165
«…Если пристали к Булавину своевольные запорожцы, то как ворон ворону глаза не выклюнет, так и козак на козака силно наступать не будет, а чтоб к оным козакам приданы были великороссийские войска, понеже при них лучше будут козаки служить». (Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Донесение Мазепы 9 мая.)
Однако посылка козацких полковников сделала свое дело. Булавин ушел [166] и перебрался в украинные страны Московского государства. Он установился с своею вольницею в Пристанном городке на Хопре, взволновал городки по рекам: Хопру, Битюгу, Медведице, Гайдаре и Северному Донцу. Весь этот край, не с давнего времени населенный беглою вольницею, стал тянуть к Донскому Войску. Булавин из Пристанного грянул на Черкасск, убил атамана Лукьяна Максимова и был провозглашен атаманом всего козачества. Немалую надежду полагал он на Запорожье, а главное — на множество «гультаев», скоплявшихся там из Гетманщины и Слободской Украины, только того и алкавших, чтобы ворваться «в городы» и расправляться там с зажиточными людьми, владельцами дворов и земельных угодий. В конце мая Булавин, овладевши Черкасском, с несколькими тысячами удальцов прибыл в Бахмут и оттуда послал в Сечь свой новый «прелестный» универсал. Он извещал, что князь Василий Долгорукий с московскими ратными людьми пришел истреблять все козачество, побить старых и малых и сжечь все козачьи городки. Он извещал, что в ожидании такой беды для всего козачества Войско Донское призывает всех обитателей берегов Дона, Медведицы, Хопра, Гайдара, Северного Донца, Днепра и всех его «запольных» (впадающих в Днепр) речек, где только обретается козачий присуд, подниматься и идти противу грозящего всем врага, «чтобы все козачьи реки оставались по-прежнему, как было там козачество, и чтобы между всеми козаками было побратимство». [167] Сборное место назначено под Ямполем. [168] Воззвания Булавина наделали более крика и шума, чем оказали ему помощи на деле. В Сече, в Кодаке и разных степных притонах кричали, что надобно идти разорять и убивать всех значных и богатых людей. В самой Запорожской Сече 13 мая была шумная рада. Удалые и горячие головы сперва взяли верх. Но приехавшие из Киева монахи вынесли из сечевой церкви крест и евангелие и успели уговорить часть Козаков. [169] После того хотя запорожцы и приставали к Булавину, но отдельными ватагами, человек в несколько сот в каждой. Так, например, 30 мая пошло к нему 300 удальцов с красными кумачными знаменами [170] , а 9 июня отправилась к нему другая партия — 500 пеших человек. [171] Но сам Булавин повредил себе тем, что разделил свои силы. Он отправил один отряд своих коза-ков в 5000 человек к Азову, а другие два, под начальством единомышленных своих атаманов. Драного и Голого, на запад, для привлечения к себе жителей и умножения сил своих. Голый, в отряде которого было тысячи полторы запорожцев, удачно расправился с слободским Сумским полком. Булавинцы напали на него врасплох на берегу реки Уразовой [172] , убили всех старшин и самого полковника Андрея Герасименка, взяли весь обоз. [173] Другие предводители — Семен Драный и Беспалый — двинулись к Ямполю, где назначено было сборное место, но их не допустили бригадир Шидловский и полковник Кропотов: с этими последними действовали посланные гетманом полковники полтавский и компанейский, которых после ухода Булавина с урочища Вороноегетман прикомандировал к майору гвардии князю Долгорукому. [174] Полтавский полковник приказал заранее вывести из городков Тора [175] и Маяков [176] все козацкие семьи в Изюм, чтобы не допустить торских и маяцких Козаков пристать к мятежу. [177] У Кривой Луки [178] , недалеко от Тора, встретил он идущего Драного, с которым было до пяти тысяч донцов и 1500 запорожцев. Бой был жестокий, продолжался пять часов — три часа дня и два часа ночи — и кончился совершенным поражением мятежников. Драный пал в битве. Многие потонули в Северском Донце. Запорожцы ушли в Бахмут. Шидловский там их осадил. Запорожцы сдавались, прося пощады, но их не слушали и истребили; Бахмут был сожжен. [179] Между тем прошел слух, что Булавин сам стоит при урочище Деркуле. [180] Против него пошли полковники полтавский и компанейский и вступили в бой с «чатою» (высланным передовым отрядом) в 800 человек. Мятежники были разбиты. [181] Булавин поспешно ушел к тому отряду Козаков, который он еще прежде из Черкасска отправил к Азову, но там пришел ему конец. Он покусился ворваться в Матросскую и Плотничью слободы, прилегавшие к городу Азову; три часа была жестокая битва против четырех рот солдат; из крепостей Азовской и Петровской гремели пушечные выстрелы. Козаки держались упорно; наконец были прогнаны; 423 из них пало в битве, 400 утонуло во время бегства, 60 попалось в плен. Солдаты овладели одним знаменем, побрали лошадей, достали много панцирей с убитых. [182] Булавин со срамом привел в Черкасск остатки разбитых. Там поднял против него бурю атаман Зерщиков, его единомышленник и вместе соперник. По наущению этого человека козаки стали кричать, что Булавина следует убить за то, что он погубил войско. Булавин, с небольшим кружком верных его советников, убежал в свой курень. Козаки принялись доставать его из куреня. Булавин, защищаясь, успел застрелить двоих из своих врагов, но увидел, что ему никак нельзя отбиться… Его воображению предстали страшные муки казни, которая его ожидала, если бы козаки его взяли и выдали, и он пустил себе в левый висок пулю из пистолета. Козаки переловили его советников, в числе которых был брат Булавина и сын Драного. Их всех посадили на цепь, потом выдали азовскому губернатору Толстому. Тело Булавина отправлено было в Азов: голову отсекли и отдали врачам сохранить ее напоказ, а туловище, уже смердящее, было повешено за ноги на том месте, где происходило нападение на Азов. [183]
166
«…Для промыслу над ним ординовалем полк Полтавский и полк компанейский, о которых сближенюся к Самаре он бунтовщик уведав, снать перестороженный от пасечников увойшел, оставя курене токмо и неведомо куды з гультанством своим удалилися». (Там же.)
167
Архив юстиции. Кн. 104. Л. 188.
168
Ныне слобода Изюмского уезда при р. Северском Донце.
169
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение 11. Кн. № 7.
170
Архив юстиции. Кн. 104. Л. 220.
171
Там же. Л. 238.
172
Воронежской губернии Валуйского уезда.
173
Архив юстиции. Кн. 104. Л. 238.
174
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Донесение Мазепы 9 мая.
175
Ныне Торская слобода Купянского уезда при р. Жеребце.
176
Ныне слобода Изюмского уезда при р. Северском Донце.
177
Архив юстиции. Кн. 104. Л. 188.
178
Ныне слобода Изюмского уезда при р. Северском Донце.
179
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение I. Кн. № 18; отделение II. Кн. № 7. Архив юстиции. Кн. 104.
180
Ныне слобода Старобельского уезда при р. Деркуле.
181
Архив юстиции Кн. 104. Л: 250.
182
Там же. Л. 260.
183
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение I. Кн. № 18 Отделение II. Кн. № 7.
Восстание в украинных городах продолжалось еще до конца 1708 года и было угашено князем Долгоруким посредством самых жестоких, бесчеловечных мер. Левенец, Кожуховский и сотники их полков, числом 21, получили в награждение по паре соболей и по объяринному кафтану за победу при Деркуле, подготовившую полное поражение мятежника. [184] Но Мазепа не совсем одобрительно отозвался о полтавском полковнике. [185]
В конце мая гетман получил от Ленчинского, польского коронного подскарбия, уведомление, что ему незачем будет идти внутрь Польши. Мазепа сообщал, что, по его соображениям, следует воротиться в Украину и беречься, с одной стороны, внутренних смятений в крае [186] , а с другой — помощи врагам из Турции. Посол гетманский Згура ездил в Бендеры к сераскиру «с комплиментом» и там подлинно узнал, что сторонник Станислава Лещинского, пан Тарло, домогался в Бендерах через сераскира получить от Порты в помощь хотя немного орды. [187] Этот Згура, родом грек, близкий советник Мазепы, впоследствии явился одним из участников измены гетмана, а потому, вероятно, доставляя пугливые реляции, на самом деле ездил к сераскиру вовсе не с такими полезными для царя видами, как о нем показывал гетман в своих донесениях Головкину. Пан Тарло от 9 июня писал гетману письмо, убеждал пристать на сторону шведского короля и Станислава и уверял именем обоих королей, что войско запорожское и весь украинский народ будут оставаться при своих старинных правах и вольностях с приумножением новых, лишь бы только гетман, освободившись от тиранской власти, возвратился к своему наследственному государю и к общей матери — Речи Посполитой.
184
Архив юстиции. Кн. 104. Л. 250
185
«…А полковник полтавский издревле есть непостоянен и в ближайшем с запорожцами соседстве пребывая, всегда одним духом с запорожцами дышет». (Архив иностранных дел. мая 30. Подлинники. Донесение Мазепы.)
186
«...Опасно, чтоб в обозе роптание, смятение и бунт непостоянных и малодушных не произошел, или в городах без полковников и сотников но начинали якого бунту». (Там же).
187
Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Письма Головкина.