Меч Аркаима
Шрифт:
Огромная щука перепутала босую ногу Проньки с рыбой.
Клычгерий вскочил на ноги, увидел, что творится с Пронькой, схватил автомат. Что-то огромное и тёмное было под Пронькой, но куда стрелять было не понятно.
Несчастному Проньки наконец-то удалось вырвать ногу из пасти щуки, и он не соображая, что делает, поплыл к другому берегу, который был ближе.
– Куда! Куда ты плывёшь! – орал Клычгерий. – Назад давай!
Но Пронька не слышал. Намокшая телогрейка тянула его ко дну, и ему очень хотелось добраться хоть к какому-нибудь берегу. И он доплыл! Скинул тяжёлую телогрейку, ошалелыми глазами, ничего не соображая, посмотрел на свою окровавленную ногу. Берег под ним был твёрдый. Ему захотелось уйти подальше от этого ужасного озера с его чудовищами. Он встал и уверенно шагнул на зелёную кочковатую гладь, покрытую, как ему показалось, травкой. Гладь под ним расступилась, и он по пояс провалился в болото. Сначала он ничего не понял, а когда понял, заорал от ужаса и стал дергаться, пытаясь выбраться, но холодная чёрная трясина не выпускала его из своих объятий и неумолимо тянула вниз.
Клычгерий и Кацо бежали по берегу, что-то кричали и размахивали руками. В руках у грузина была только что срубленная им жердь и топор, который он зачем-то прихватил с собой. Они добежали до края болота. Грузин с отчаянной храбростью прыгнул на кочку, с неё на другую, провалился, еле выбрался. Когда выбирался, утопил топор. Было очень далеко до Проньки, и они не чем не могли помочь своему товарищу. Они видели, как его затянуло уже по грудь и он, раскинув руки, удерживался на поверхности болота, выигрывая у смерти последние минуты жизни.
Остановившись, Клычгерий положил руку на плечо Кацо:
– Пойдём, брат, мы ничем помочь ему не можем.
И они, оглядываясь на своего нефартового товарища, пошли обратно в лагерь. Увидев это, Пронька призывно замахал им руками, умоляя помочь ему. Трясина доходила ему уже по шею, а он всё пытался и пытался выбраться. Наконец, болотная жижа залилась ему в рот, оборвав его последний крик.
Его товарищи обернулись на тишину, и увидели за камышами дёргавшиеся руки Проньки. Вскоре и они исчезли в пучине болота.
Наступившей тишине, бандиты осознали, что их осталось только двое из шести прибывших в эти места. И они поспешили это открытие залить водкой.
На следующее утро Клычгерий и Кацо свернули лагерь и направились на северо-запад, намериваясь обойти Акташ с запада и выйти к его южной оконечности.
ГЛАВА 27
Григорий Тарасович ушел с Белкой на разведку. На общем собрании решили, что прежде чем самим действовать, надо выяснить, что предпринимают их противники, и, по возможности, уничтожить их.
– В этом деле – сказал Григорий Тарасович – мне помощники не нужны. Пристрелить трёх бандитов я могу и в одиночку.
С тем и ушёл. Вернулся через день. Устало сел на бревно, снял кепку, вытер пот со лба.
– Двое их осталось. Один утонул в Поганом болоте. На том берегу его телогрейка осталась. Как он туда попал? Параська его, наверное, туда затащила. Ботинки и носки его на берегу остались. Он ноги в озере полоскал, а щука что-то попутала. Его ноги за рыбу приняла, вот и стащила его в воду.
– А сама Параська?- спросила Наля.
– Да вроде жива твоя щука. Так вот. Те двое бегали по берегу, судя по следам, даже жердь срубили. Да далеко! Не смогли помочь.
– Сейчас они где, батя? – поинтересовался Муса.
– Думаю, на той стороне Акташа. Не в Ивдель же они пошли? Далеко! Да и зачем? Там их ждут, где-то даже с нетерпением. Нет, они решили нам в тыл зайти. Неугомонные. Ладно. Давайте займёмся поисками сокровищ. Дня три у нас есть. Раньше они Акташ не обогнут. А, может быть, где и шею сломают. Что-то им не везёт в последнее время.
– А кто двое остались, интересно? – спросил балкарец.
– Твой родственник жив. Он остался и другой, похожий на грузина.
– Грузин – подтвердила Наля. – Кацо его зовут. А утонул, получается – Пронька. Так, вроде, звали этого мужчинку. Ну, царство ему небесное.
– Это вряд ли - усомнился Григорий Тарасович.- Такие в царстве небесном не очень то и нужны. Ну да Бог с ними. Сведениями о сокровищах делится будешь, товарищ старший сержант Бирюкаев?
– Буду! Но позже!
– Что так?
– Хочу с земляками говорить.
Мурад и Алим сидели вместе у костра на бревне напротив Мусы. Мурад встрепенулся, смело посмотрел на балкарца.
– Скажи, джигит, - обратился к нему Муса, - как ты узнал, что я суда собрался?
– Разговор подслушал. Извини.
– Пожалуйста. Разговор на диктофон записан был, так да? И слушал ты его по приказу Исбахана? Говори, зачем ты сюда послан! – Муса резко перешёл на крик.- Меня зарезать, да? Или ты бы меня резал, Алим?
Алим отрицательно замотал головой, рот у него приоткрылся от растерянности ещё больше, чем обычно.
Мурад удар выдержал и ответил довольно таки спокойно, но с вызовом:
– Да! Исбахан не поверил тебе. Он вообще не верит, что русских можно победить!
– Спасибо на добром слове, парень – сказал Григорий Тарасович.
– Доброе слово и кошке приятно – добавил Афоня.
– На здоровье. Так вот! Исбахан не поверил! Он мне сказал: « Если мы будем даже успешно воевать двенадцать лет, то от нашего народа ничего не останется!»
– Так это не старики сказали? – спросил Афоня.
– Какая разница. Исбахан молодой, что ли? Русских слишком много. Вы от пьянки или по пьянке вымираете сотнями тысяч. И нечего! Детей не рожаете! Чеченцы это себе позволить не могут!
– Болтовня! – с презрением произнёс Григорий Тарасович. – Зачем же тогда напали на нас?
– Это был единственный исторический момент, когда можно было отделится от России.
– Поганый народ эти историки – сказал Афоня, - всё понимают, всё объяснить могут. Момент был удачный, исполнение – не очень!