Меч и щит
Шрифт:
— Ты понял правильно, — кивнул ему Фланнери. — Притяжение существует между всеми детьми демона, в данном случае нашего отца, а выкованные Глейвом магические артефакты усиливают это притяжение. Но других людей ваши клинки никуда притягивать не будут — ни к себе, ни друг к другу.
— Это не имеет значения, — резко сказал Агнар. — Мы свои клинки никому отдавать не собираемся. Во всяком случае, уж я-то этот, как вы его называете — Кайкэн? — точно никому не отдам.
Рядом с его кружкой пьяный снемус утвердительно пискнул во сне.
— Так почему же мы с тобой не встретились в порту? — упрямо вернулся к
— Не знаю, — пожал плечами я. — Возможно, ты был рядом, но не заметил. Видел у причала одномачтовую лодку с крышей, как… как у джунгарских домов?
— Как выглядят джунгарские дома, не знаю, я ж не Агнар, в Джунгарии не бывал, но лодку с крышей я и правда видел, только заглядывать туда не стал — не думал, что Эпипол может прятаться там. Но тебя зачем туда понесло?
— Ну, — смутился я, сам не знаю почему, — по правде говоря, я туда направился следом за одной красоткой…
— Я же говорил! — торжествующе заявил Агнар. — Говорил я вам, что он за какой-нибудь юбкой бегает. Так что гоните мне сорок денариев, я выиграл! — и обрадованно потер руки.
— Мне жаль тебя разочаровывать, — сказал я, ни чуточки его не жалея, — но ты проиграл — юбки на той девице не было, она разгуливала по городу в штанах. В черных шелковых шароварах.
— Это не принципиально, — отмахнулся Агнар. — Важно, что ты где-то валялся на сене с девкой, как я и говорил. Так что я выиграл.
— Не на сене, а на ковре, — уточнил я, сознавая однако, что Агнар вправе счесть меня занудой, и потому больше спорить не стал.
Мечислав и Фланнери отсыпали Агнару по двадцать денариев, и тот спрятал деньги в один из многочисленных бездонных карманов.
Затем Фланнери повернулся ко мне и покачал головой, а когда заговорил, то стало ясно, что он отнюдь не считал вопрос исчерпанным, а тему закрытой.
— Уж от кого от кого, а от тебя я никак не ожидал такого легкомысленного поведения! Ты хоть понимаешь, что наделал?
— А что тут такого? — заступился за меня Мечислав. — Ну отодрал бабу, так что с того? Дело-то житейское…
— Ты, возможно, этого и не знаешь. — Фланнери мученически закатил глаза к потолку. — Но от этого, понимаешь ли, дети бывают.
— Ну, во-первых, не всегда, — вмешался я, — а во-вторых…
— Ты же военный человек! — взорвался Фланнери. — Да к тому же лучник! Уж кому-кому, а тебе полагалось бы знать, что каждый твой выстрел попадает в цель!
— Ты хочешь сказать… — начал было я.
— Да! Мы — дети демона и как таковые отличаемся от других смертных, помимо всего прочего, большой силой семени. И поэтому мы не можем позволить себе, как изящно выражается Мечислав, «драть баб» направо и налево, разбрасывая свое семя где ни попадя.
— А собственно, почему? — лениво полюбопытствовал Агнар, которого горячность Фланнери не впечатлила.
— А потому, что наш путь лежит на юг, к Прозрачному морю, к острову малому, наконец, который лежит рядом с большим. Где бы ни находился остров этот, он явно далеко, а для того самого притяжения между потомками Глейва необходима известная пространственная близость. Так что дети ваши, зачатые севернее Таокларских гор, до того острова почти наверняка не доберутся, а значит, от них не будет проку будущему народу. Для нас это потеря, а неизвестно для кого — приобретение.
Тот пожал плечами:
— Да по разным селам Вендии небось десяток-другой наберется, я не считал.
«Так ты и считать не умеешь?» — удивился я, но не подал виду.
— А у тебя? — переключился на меня Фланнери.
— В Антии есть один, — ответил я, а затем вспомнил Ирсу и поправился: — Ну, может, двое. И еще один будет здесь, в Тар-Хагарте, если ты прав.
— Прав, прав, не сомневайся. А у тебя? — Он с обвиняющим видом повернулся к Агнару.
— Полагаю, ни одного. — Агнар зевнул с видом полнейшей скуки.
— Ни одного?! — дружно воскликнули мы.
— Этого не может быть! — категорически заявил Фланнери.
— Откуда ты знаешь? — спросил я Агнара.
— Слушай, а ты случайно не того… — начал было не очень вежливый Мечислав.
— Мне, в отличие от вас, все в жизни приходилось брать с бою, — зло сверкнул глазами Агнар. — И так как я почти все время куда-то бежал, мне было некогда валяться на сене. Первые девицы в моей жизни появились, когда я уже очутился в странах, где проживают в основном косоглазые. А они, как им и положено, косо смотрят на всех, кто не косоглазый, и не желают иметь от него ребенка с нормальными глазами. Я к тому, что все тамошние девицы тщательно предохранялись от беременности. Самыми разными способами, начиная с глотания головастиков и кончая особыми оберегами.
Он бы и дальше развивал эту тему, но тут в пивном зале раздался громкий гул, заставивший нас обернуться. Гул все нарастал и наконец перерос, в дружный рев:
— КОРЖЫК! КОРЖЫК! КОРЖЫК!
В зал вбежало несколько молодцов, затянутых с ног до головы в красную холстину.
— Шапки долой, господа! — закричали они. — Перед вами сам Великий и Блистательный Коржык, сын Геральта, сына Андреаса!
И следом за ними спокойно, без всякого важничанья, вошел тот, кого так восторженно приветствовали: довольно молодой человек с совершенно белыми волосами. И когда я увидел его глаза, то понял, что волосы у него белые не с рождения, так как глаза его были зеленые, со зрачками как у кошки. Несмотря на теплую погоду, он был одет в черный плащ, наброшенный на плечи. Подойдя к стойке, он скинул плащ, и под ним обнаружилась потертая кожаная куртка, а за спиной висела на ремне кифара.
Трактирщик тут же подбежал к нему и подобострастно осведомился:
— Чего пожелаете?
— Пива, — кратко ответил Коржык. Голос у него был неприятный.
Трактирщик тут же вытер руки о фартук и наполнил пивом глиняную кружку. За стол Коржык не сел, а остался у стойки, обводя зал пронзительным взглядом. Потом глотнул и почмокал, оценивая вкус. Похоже, ему понравилось: он допил и се стуком поставил кружку на стойку. После чего, не чинясь, привычным движением взял кифару и пробежался пальцами по струнам, заставив их зазвучать так, что в душе у слушателей (во всяком случае, у меня) возникли образы грома, огня, ревущего потока и свистящего ветра. А потом запел неожиданно звучным и сильным голосом, одновременно повелительным и проникновенным, заставлявшим гадать, что же это за пиво, от которого с человеком происходит такая волшебная перемена. Ведь, насколько мы знали, пиво на шизахнаре имелось только у нас…