Меч и ятаган
Шрифт:
— Сюда! — Томас жестом указал на ту важную птицу и поманил Ричарда за собой.
Пройти удалось всего несколько шагов, после чего путь оказался прегражден корсарами. Их было пятеро, без доспехов, но со щитами и тяжелыми ятаганами. От схватки они пока держались в стороне, но при виде двоих христиан с криками ярости уверенно устремились вперед. Первый удар Томас парировал, но тут последовал второй, от другого ятагана, вскользь отскочившего от усиленного гребня шлема. Томас, моргнув, ударил встречно; получилось секущим ударом накренить щит, а затем, ухватившись за край, отвести его в сторону и смазать неприятеля гардой по лицу.
Слева, за порогом зрения, что-то мелькнуло; слышно было, как Ричард прошипел ругательство. Но тут по мечу Томаса с силой ударил кривой клинок, и пришлось сойтись со следующим врагом, на добрый десяток лет старше самого Томаса. Долю секунды оба друг к другу присматривались. Затем корсар сделал ложный выпад, проверяя реакцию Томаса. Тот на уловку не поддался, а лишь чутко замер, глядя на своего противника. Последовал второй выпад, на этот раз настоящий, который Томас парировал — первый укол, затем второй, затем третий, — и сам нанес ответный удар, в последнее мгновение отбитый щитом. Отдернув клинок, Томас кинулся снова, на этот раз целя врагу в лицо, но тут нежданно запнулся о ногу простертого на палубе тела и неуклюже, глупейше упал головой вперед, подставляя себя на милость стоящего сверху корсара. Совершенно непростительно. Можно сказать, фатально. Разумеется, Томас откатился на бок и вскинул левую руку, прикрывая ею голову, — черт с ней, с конечностью, сберечь бы жизнь. Корсар вскинул ятаган, и глаза его при решающем замахе сверкнули злобным торжеством. Но тут что-то неуловимо мелькнуло — какая-то яркая дуга, — и металл звонко ударил о металл, а затем послышался хрип.
На мгновение все словно застыло, а затем Томас ощутил у себя на лице жаркие брызги. Смахнув их, он оказался подхвачен под руку и из лежачего положения переведен в сидячее. Сверху на него смотрел Ричард.
— Вы не ранены, сэр?
— Нет… кажется, — ошалело покачал головой Томас, и тут увидел сбоку от себя два тела со смертельными ранами в сердце.
У Ричарда в одной руке была рапира, а другой он успел вынуть из ножен кинжал с широким лезвием. Корсар, с которым бился Томас, лежал сейчас на спине, подергивая ногами, а руки у него сжимали собственное горло в тщетной попытке унять кровь, выхлестывающую с биением пульса из рваной раны под подбородком.
Между тем Ричард, напряженно пригнувшись, встал перед Томасом, чутко приподняв у боков обе руки с оружием. На него надвигался дюжий африканец с кованой дубиной. Недолго думая, чернокожий корсар замахнулся ею с утробным ревом. На глазах у Томаса эсквайр ловко унырнул от удара, ткнув между тем корсару в мощный бицепс кинжалом так, что оказалась рассечена мышца. Кафр взвыл, но дубины не выпустил и снова замахнулся, думая размозжить врагу голову. Ричард вновь с грациозной ловкостью танцора сместился, на этот раз всадив дубинщику под ребро рапиру. Остальное доделал набранный корсаром разгон; граненый клинок, словно вертел, пронизал жизненно важные органы и перерезал кровеносные сосуды. Невозмутимо отступив, Ричард провернул лезвие и, выдернув его, вновь принял позитуру en garde. [36]
36
Еn garde (фр. «к бою») — первая позиция фехтовальщика; позиция готовности к бою.
Томас, тяжело переводя дух, лишь кивнул.
— Благодарю тебя, мой юный эсквайр, — сипло выдохнул он.
— На это еще будет время, — скупо кивнул Ричард, ступая меж двумя корсарами, лежащими спина к спине. Обоих сразили точные уколы в сердце, которых они не только не заметили, но даже вряд ли почувствовали. Через пару шагов Ричард остановился, давая Томасу возможность нагнать и снова встать во главе.
— А теперь, — крепнущим голосом сказал рыцарь, — слушайся меня и держись рядом.
— Как скажете.
Чаша весов между тем склонялась явно в пользу испанцев. Корсары до этого уже успели понести тяжелые потери от цепных ядер, понатворивших дел на палубе, и теперь оказались оттеснены на нос и на корму галеры, в то время как между мачтами их продолжала сражаться всего лишь горстка. Томас с Ричардом находились буквально в десятке шагов от того места, где главарь корсаров и его подручные отбивались от наседающих испанцев, для которых сейчас престижной целью было добраться до главаря, убить его и поснимать дорогие побрякушки с него и с его подручных. Но это давалось не так-то просто. Несколько человек уже пало под унизанными каменьями ятаганами. Вот сейчас на глазах у Томаса рухнул на колени и завалился еще один испанец: кривой клинок главаря рассек его через ключицу до середины груди так, что просело плечо и рука с мечом. С этого расстояния уже различались глубокие морщины на лице пиратского предводителя и кровавый шрам через лоб и щеку. Корсар лишился одного глаза, а второй хищно блестел, как у лесного зверя, и по-звериному скалились на темном обветренном лице белые зубы.
— Дорогу! — крикнул Томас лезущим на корсаров испанцам. — Дайте дорогу!
Он бесцеремонно отпихнул одного из солдат, протерся еще через двоих и таким образом очутился поблизости от главаря.
— Потеснись! — подняв меч, проревел Томас. — Встать стенкой!
Испанцы воззрились на иноземца, но рассудок у них возобладал над гневом, и они отступили на шаг, осторожко глядя на неприятеля. Томас, подняв левую руку, уставил палец в пиратского предводителя:
— Сдавай корабль.
Указание было ясно и без перевода. Губы корсара растянулись в кривой ухмылке, за которой последовал презрительный плевок к самым ногам рыцаря. Томас, игнорируя оскорбление, чуть повернул голову к своему эсквайру, не сводя при этом чутких глаз с корсара.
— Переведи ему: бой окончен. Корабль наш. Если он сложит оружие, его пощадят. Вместе с его людьми. А иначе всем неминуемая смерть. — И негромко добавил: — У меня на руках и так уже изрядно крови, так что с меня ее достаточно. Переводи.
Ричард перевел. Корсар, язвительно хэкнув, накренил голову и, сверкая на Томаса оставшимся глазом, прорычал ответ.
— Он говорит, — сказал Ричард, — что скорее умрет тысячу раз, чем примет милость от шакальего отродья.
Глава 15
Не было в сердце у Томаса ни грусти, ни сожаления — лишь гнев на бессмысленное презрение к жизни и жажду погибели, которую главарь бездумно навлек на своих приспешников. Гнев этот живым огнем разливался по жилам и мышцам, когда рука сжала рукоять меча.
— Что ж. Да сбудется по словам его, — с мрачной торжественностью кивнул Томас и набирающимся мощью голосом крикнул так, чтобы слышали все: — Нет пощады! Смерть собакам!
Испанцы ринулись с двух сторон, мечами и пиками круша пиратских старшин. Томас, раскинув руки, прокричал:
— Этого, в зеленом, не трогать! Он на мне!
Солдаты с обеих сторон потеснились, образовав для корсара и Томаса пятачок, на котором те приостановились, пытливо оглядывая друг друга. Спустя секунду Баррет сделал выпад — во всю силу, без уловок, в стремлении поставить этим ударом точку в поединке и во всем бое. Однако корсар ловко увернулся и парировал, а судя по тому, каким обжигающим вышло столкновение клинка с клинком, противник обладал недюжинной силой. Так что парирование переросло в обратный взмах, а там и вовсе в сверкающую дугу встречного, направленного в лицо удара (Томас едва успел подставить гарду меча). Клинки лязгнули, и при их столкновении жаркими звездочками мелькнули искры. Томас сделал шаг вперед, мешая повторному замаху ятагана. Левой рукой он схватил главаря за горло; пальцы слепо вдавились в ткань его шелкового шейного платка. Корсар выронил ятаган, а сам ухватил рыцаря за руку в попытке ее выкрутить. Одновременно пальцы другой его руки сомкнулись вокруг Томасова меча, стремясь выкорчевать его из ладони. Они застыли в судорожном напряжении, поедая друг друга глазами. Томасу в ноздри просачивался сладковато-пряный запах мускуса, к которому примешивалась вонь гребной палубы и солоноватость морского бриза. Но вот он почувствовал, как его рука, подрагивая, чуть подается, а значит, корсар все-таки сильнее — мимолетная мысль, обдавшая душу предательски щекочущим холодком.