Меч ислама
Шрифт:
– И приуменьшил славу Просперо?
– Просперо сам приуменьшил свою славу слишком скромным докладом. Кто сможет возразить против этого?
Дон Алваро взорвался:
– Я что, не был при Маоне? Я что, не видел всего, что там случилось? И что, там не было других капитанов неаполитанской эскадры? Мы все можем поклясться под присягой. И видит Бог, поклянемся, – продолжал Алваро. – Настало время открыть его величеству глаза на этого господина генуэзца, которого он предпочел более достойным испанцам. Время излечить его величество от слепоты.
Здесь Просперо прервал его:
– Увидеть в Андреа Дориа первого кондотьера нашего времени – не слепота.
Дон Алваро покраснел.
– Но даже если это и так, неужели из-за этого отдавать ему всю славу вашей победы, величайшей победы всех времен?
– Это не имеет ничего общего со способностями.
– Нужно ли спорить об этом? – спросил дель Васто. – Я должен освободить Андреа Дориа от его обязанностей посла. Я уполномочен также поручить герцогу Мельфийскому вручить вам крест Святого Яго де Компостелы от имени императора. Но вы можете отказаться принять орден из его рук, если вам угодно.
– Да, – одобрил дон Алваро, – это хороший способ разоблачить ложь.
– Если бы я этого хотел, стал бы я писать так, как написал? – спросил их Просперо. – И зачем мне теперь приуменьшать заслуги Дориа в глазах императора? Какая мне от того польза? Не слишком ли вы торопитесь с выводами, думая, что Дориа примет награду за подвиги, в которых он не участвовал? Может, еще придется его уговаривать.
Дон Алваро рассмеялся, и они решили отложить этот спор до возвращения Дориа.
И вот час настал. Дель Васто послал слугу известить Дориа, что вскоре он будет во дворце Фассуоло.
Просперо задумчиво погладил подбородок.
– Я иду с вами, Альфонсо.
– Многое бы я отдал, чтобы быть с вами, – со злостью проронил дон Алваро.
– Почему бы и нет? – спросил Просперо.
Герцог Мельфийский принял их в большой галерее с пятью арками, выходящей на террасы и украшенной недавно законченными Пьерино дель Вагой фресками. Здесь, под ажурными сводами, можно было увидеть сценки из истории Рима: Сцевола перед Порсонной [43] и другие. Там были шпалеры из Тегерана, на деревянном мозаичном полу лежали мягкие ковры работы ткачей из Смирны, стояли мавританские вазы, отделанные серебром и золотом, богато инкрустированная испанская мебель из мастерских Севильи и Кордовы.
43
Согласно легенде, римский юноша Гай Муций пытался убить Ларса Порсонну (Порсену), царя этрусского города Клузия, который осадил Рим в 509 г. до н. э. Муция схватили и привели к царю. Угрожая пытками, Порсонна требовал выдать сообщников. И тогда Муций опустил правую руку в огонь жертвенника и дал ей сгореть, не издав ни звука. Пораженный этим поступком, царь отпустил Муция на свободу и отступил от Рима, а римские граждане нарекли героя Сцеволой (лат. scaevola – левша).
Герцог стоял, облокотившись о край потухшего камина, отделанного каррарским мрамором, в который Гульельмо делла Порта [44] вдохнул жизнь и движение, изобразив на нем сцены из жизни Прометея. Филиппино и Джаннеттино тоже были с дядей, и если адмирал стоял горделиво выпрямившись, как персонаж картины дель Порто, то племянники смотрели злобно, как бы говоря: «Ничего, мы еще свое возьмем».
Маркиз дель Васто, самый большой щеголь императорского двора, в ажурной мантии, небрежно наброшенной на светло-голубой с белым камзол, следовал за камердинером, а за ним, в свою очередь, шли Просперо и Карбахал.
44
Гульельмо делла Порта (Фра’Гульельмо дель Пьомбо; 1500(?)–1577) – итальянский скульптор и архитектор.
При виде Просперо адмирал пошевелился, и поза его стала заметно напряженнее. Шея Джаннеттино вытянулась, глаза засверкали. Филиппино издал звериное рычание, и рука его невольно потянулась к мечу.
Все трое были убеждены, что Просперо пришел сюда «поплясать на их могилах».
Маркиз низко поклонился:
– Приветствую вас, синьор герцог, от имени моего господина императора. Я принес вам вот это.
Он протянул объемистый пакет, на шелковой перевязи которого виднелись печати императора.
Андреа Дориа машинально взял его, но не взглянул ни на пакет, ни на маркиза. Его глубоко посаженные глаза не отрываясь смотрели из-под нахмуренных бровей на Просперо, который, сохраняя невозмутимость, выглядел очень подтянутым по сравнению с толстым доном Алваро. Адмирал прокашлялся.
– Я не думал, что ваша светлость будет не один. И менее всего ожидал увидеть здесь Просперо Адорно.
Дель Васто был воплощенная вежливость.
– Когда вы прочтете письмо моего властелина, ваше превосходительство, вы поймете причину присутствия здесь мессира Просперо.
– Ах! – воскликнул герцог и жестом остановил попытавшегося заговорить Филиппино.
Он сломал печати на пакете. Из него выпал небольшой меч с рукоятью в форме лилии, украшенный рубинами и висевший на ленте алого шелка. Джаннеттино наклонился, чтобы поднять его и положить обратно, да так и остался стоять, пока дядя вытаскивал письмо, из которого выпала эта вещица.
Герцог читал затаив дыхание. Кровь отлила от его лица. В конце концов он хмыкнул и принялся читать сначала, пощипывая время от времени бороду.
Наконец он поднял глаза и взглянул на дель Васто:
– Ваше превосходительство знает, что здесь написано?
– Его величество оказал мне честь и поделился со мною.
– И… и… – Адмирал колебался. – И вы верите тому, что сказано в письме?
– Могу ли я не верить его величеству?
– А сам его величество? Он-то верит этому?
– Стал бы он писать?
Андреа передал письмо Джаннеттино, и оба племянника, склонившись друг к другу, принялись читать его. Адмирал, все еще держась очень прямо, сделал пару шагов. Лицо его было каменным.
– Во всем этом есть нечто, чего я совсем не понимаю, а тогда спрашиваю себя, не смеются ли надо мной.
Но это была лишь прелюдия. Тут вмешался Просперо.
– Позвольте мне на минуту уединиться с синьором Андреа, – попросил он маркиза.
– Со мной, синьор? – вскричал адмирал. – О чем вы можете со мной говорить?
– Вы получили назначение, синьор. Я знаю, почему вы можете не пожелать принять его. Тем не менее я еще рассчитываю уговорить вас. Если, – он снова повернулся к дель Васто, – вы отпустите меня, Альфонсо.