Меч истины
Шрифт:
– У тебя серьёзное дело, почтенный Филандр, но ты плохо заботишься о своей безопасности. В термополии за тобой следили, поэтому я не мог принять предложение при всех.
Смуглое лицо ювелира враз заблестело от пота. Почему ромеи бреют лицо? Это делает их похожими на евнухов. А этого особенно. Услыхав заявление Визария, с трудом нашарил рукой сиденье и тяжело плюхнулся. Да, парень не из храбрых!
В суровых глазах Визария мелькнула насмешливая искра. Зря веселишься, между прочим! Из этой мошны
Мой дружок непринуждённо сел, передвигая меч на колено. Красиво он это сделал, так что сразу стала видна неброская роскошь оружия.
– А ещё, почтенный, я порекомендовал бы тебе сменить привратника. До денег жаден.
Это замечание вернуло ювелира в привычный мир:
– Всё мельчает, уважаемый Визарий. Даже рабы стали подлее.
Меч Истины лениво пожал плечами:
– У меня давно не было рабов. А теперь ты не откажешься рассказать нам о своём деле, раз уж мы здесь?
Визарий ощутимо давил на заказчика. Обычно он этого не делает, но тут, видно, решил рассчитаться за мою обиду. Спасибо, дружище, я оценил!
Филандр заходил по комнате, потирая толстенькие ручки и избегая показывать нам лицо. По всему видать, что сам он в этой истории тоже не розами пахнет. Ага, решился, наконец!
– Один человек преследует меня.
Визарий величественно кивнул:
– Рослый германец в волчьей куртке. Продолжай, почтенный.
Ювелир едва подавил изумление. Потом собрался с силами:
– Я ничего плохого не сделал этому человеку. Несколько дней назад он принёс исправить вещь. Обычная безделушка, дурно сделанная к тому же. Медальон червонного золота грубой северной работы. По нему пришёлся удар меча, или, может, топора. Бляшка лопнула, изображение погнулось. Я поручил работу сыну. Мой Августин большой искусник, может исправить что угодно. Но тут на него накатило: сказал, что медаль неправильная, и всё нужно сделать заново. Я взял задаток за простую работу и не велел ему вольничать. Но мальчишка не послушал. В короткий срок он сделал новый медальон.
– Однако заказчик остался недоволен, - хмыкнул Визарий.
Ювелир возмущённо всплеснул руками:
– Он сказал, что вещь безнадёжно испорчена и потребовал вернуть задаток. Нет, вы слышали? Заявить, что сын византийского ювелира не знает ремесла! Возмутительно и неслыханно! А сын… он сказал ему что-то такое… оскорбительное. Я не понял, что именно.
Тут лоснящееся лицо Филандра перекосила нервная гримаса. Я даже удивился. Неужели этот сквалыга способен за кого-то волноваться всерьёз?
– Ты дал сыну странное имя. «Священный». Не боишься прогневать Богов?
Филандр махнул рукой:
– Это всё мать! Сын родился слабым, она вбила себе в голову, что обязана посвятить его церкви. Дала обет
Интересная история. Мне нравится! Визарию – не очень. Мой дружок уже прикинул, что тут мы, пожалуй, бессильны. Но Филандр этого ещё не понял.
– И тогда этот лесной ублюдок посмотрел на моего мальчика. Нехорошо посмотрел, и глаза у него были дикие. Прорычал что-то на своём языке. Я кликнул слуг, чтобы вышвырнули его. А он посоветовал мне немедля исправить его вещь. И выпороть сына.
Визарий снова передвинул меч, словно собирался встать:
– Однако ты, я смотрю, не сделал ни того, ни другого.
– Конечно! И с той поры я чувствую его всюду, куда бы ни пошёл. Я мирный человек, Визарий! Я не хочу вздрагивать от каждого шороха и бояться за сына. Знающие люди посоветовали мне обратиться к тебе…
Визарий всё-таки встал:
– Знающие люди обманули тебя, Филандр. Меч Истины наказывает совершённые преступления. Я не могу просто убить твоего германца за то, что он угрожал тебе. И то, что он ходит за тобой по улицам – тоже не великий проступок.
– Но за хорошее вознаграждение…
Жест Визария выражал всё мыслимое презрение:
– За всё золото мира. Ты не понимаешь, Филандр, но наш бог убивает меня ЗА КАЖДУЮ ОТНЯТУЮ ЖИЗНЬ. Даже если караю подлейшую скотину, всё равно плачу за это собственной смертью. А потом переживаю воскрешение – тоже чувство не из приятных. Вдумайся в это, ювелир! Я умирал уже не помню сколько раз, и стою перед тобой только потому, что судил справедливо. О чём ты просишь меня?
Да, нечасто я видел моего друга разгневанным! Не зря этот ювелир сразу мне не понравился! По-моему, Визарию очень хотелось ахнуть дверью о косяк, чтобы фрески со стен посыпались. И как он совладал с этим желанием?
Перед воротами нам заступил путь чистенький, холёный паренёк лет шестнадцати. Гладкое лицо, свежая льняная туника. Кудрявые каштановые волосы, прежде аккуратно расчёсанные, растрепались, дыхание частит от быстрого бега. За папу пришёл рассчитаться?
– Я прошу прощения за моего отца! Он не желает зла, просто не всегда ведает, что творит.
Визарий коротко кивнул ему, принимая извинения. Кто бы мог подумать, что у такого гуся столь приличный сын?
– Ты можешь себе представить, чтобы это дитя кого-то оскорбило? – спрашивает мой друг за порогом.
– С трудом. Папаша не замечает, где врёт.
– Зачем?
Изображаю ухмылку в стиле «Учись, мастер!»
– Ты не знаешь, что некоторые готовы и сына оболгать, лишь бы самим выглядеть привлекательнее?