Меч истины
Шрифт:
Не думаю. Мне вообще не нравится мысль, что наш волк может быть не один. И Визарий тоже так думает. Ловлю его взгляд поверх костра.
– Хорошие вы мужики, как я посмотрю! – ухмыляется Кром. – Оставайтесь с нами, а? Жён вам найдём. Вон хоть Любава! Уже на тебя, красавчик, глядит во все глаза. Смотри, присушишь мне девку!
Любаву я заметил. Красивая девушка, весёлая. Ямочки на щеках. Жаль, недосуг.
– Не можем, - говорит Визарий. – Дело у нас. По следу идём. И нужен нам, похоже, ваш волчий стратег.
Варвары
– Тогда мёду выпей. У нас мёд знаешь, какой? У самого Ярилы такого мёду нет.
– После, - отвечает мой друг. – Как волка на клинок подымем. Тогда и выпьем твоего мёду, Кром. Хорошо выпьем, за всех Богов, что нас уберегли!
*
С пастухами из этого племени мы дошли до реки, которую анты назвали Росицей. Где-то на севере эта река впадает в могучий Истр, иначе именуемый Данубием. Здесь наши пути разошлись. Варвары остались в верховьях, а нас следы матёрого волка повели вниз по течению. Безлесные горы уступили место чёрному лесу, где за деревьями дороги не видать. Мне всё казалось, что она в любом месте может оборваться глубоченным ущельем. И впрямь, оборвалась. И по дну ущелья грохочет поток. Но вездесущие римляне здесь уже побывали и проложили через него каменный мост. И если бы нам требовалось на ту сторону… а нам… Кто его знает, куда нам требовалось? Волчьих следов вокруг стало много, людских не встречалось вовсе.
Тот день выдался сумрачным. То ли туман, то ли мутная морось насыщала влагой наши волосы и плащи. Кони спотыкались. Кормить их в лесном краю делалось всё труднее. Я уже видел: Визарий жалеет, что не оставил их у старейшины Крома. А ещё он жалел, что с нами Августин. Хотя мальчишка не был обузой. Он научился ухаживать за лошадьми, словно не за ним самим всю жизнь присматривали рабы. Даже готовить пытался, но получалось у него скверно, так что их с Визарием к котлу я подпускал, когда в нём было уже что похлебать.
Бессолнечный день сменился мрачными сумерками. След стал вовсе не различим на камнях. Визарий принёс охапку вереска и сел рядом со мной. Мальчишка кормил коней.
– Не нравится мне здесь, - хмуро сказал мой дружок, окидывая взглядом верхушки скал, едва проглядывающие сквозь чёрные деревья. – Ловушка, право слово. И я уже не знаю, кто здесь дичь.
Вот уже пару ночей мы слышали голос охотящейся стаи. Кони волновались, нам приходилось всю ночь жечь костры, оберегая их. В путь пускались совершенно без сил. Сегодня волки завыли ещё до сумерек.
– Обнаглели звери, - сказал я. – Наделаем факелов, чтобы отпугнуть.
И вспомнил, что самого страшного зверя огнём не спугнёшь. Неужели это оборотень начал на нас охоту?
Ночёвку устроили у края дороги, что вела к мосту. Я не понял, чем это место так приглянулось Визарию – самая теснина. Но спорить не стал. Он у нас умный, ему виднее.
К огню вернулся перепуганный Августин. Приткнулся рядом и затих. Маленький горожанин, он ничего не понимал. Его успокаивал вид костра и запах горячей пищи.
Эту ночь я запомню до конца своих дней, сколько мне их там осталось. Тьма сгустилась не сразу, но была совсем непроглядной. Потом вдруг прокатился порыв ветра, и верхушки деревьев загудели, глотая все звуки. И тут внезапно оборвались кони. С диким визгом они пронеслись мимо костра и исчезли во мраке. И тотчас раздался многоголосый хор волчьей охоты.
Визарий был уже на ногах, сжимая меч:
– На мост.
Августин, белее своей туники, тащил наши мешки. Его не приходилось подгонять.
Мы остановились на мосту, тяжело дыша. Визарий уронил охапку вереска нам под ноги. Когда он успел её подхватить? И в этот миг у входа на мост сгустились волчьи тени. Я ткнул факел в вереск. Пламя занялось мгновенно и взревело, посылая искры в чёрное небо. Я прикрыл лицо от жара, да что там за огнём разглядишь!
– Сзади! – раздался истошный крик Августина.
Мы обернулись враз. С другого берега Росицы на мост выходил ещё с десяток крупных зверей.
– Следи за огнём! – рявкнул ему Визарий, выдвигаясь вперёд, и поддел на меч клыкастую тварь.
Я располовинил вторую. Пламя за нашими спинами снова загудело, пожирая вереск. Страх не связал юному ромею руки, слава Богам!
Волки отступили. Я различал блеск их глаз там, где арка моста уходила во мрак. Потом новый бросок из темноты – и я принимаю на клинок тяжёлое мохнатое тело. Чувствую, что обходят, и оборачиваюсь, успевая увидеть… как косматая тень разгибается, превращаясь в плотную мужскую фигуру.
– Я сам! – кричит Визарий, пронзая оборотня.
Он укладывает ещё троих прежде, чем я понимаю, ПОЧЕМУ он запретил мне…
Визарий вспрыгивает на парапет моста, отражая новый удар (я успеваю лишь мельком удивиться, откуда у оборотней людское оружие), но тут его настигает проклятие Мечей. Это был человек! И те двое тоже. Одичалые хищные твари, но всё же… И теперь наш Бог отнимает его жизнь за жизнь тех троих.
Я вижу, как он, выгнувшись, падает с моста, выпустив меч из ослабевшей руки. Слышу свой крик, но не знаю, что кричу. Внизу ревёт на камнях вода. И ветер ревёт, заглушая мои слова. Последнее, что я видел там, на мосту – бессильный всплеск пламени на упавшем мече Визария…
*
Боги…как же мне больно!..
Это я начал сознавать прежде всего. Сколько-то времени единственно боль до меня доходила. Потом донеслись голоса. Людские голоса. Говорили на каком-то из германских наречий. Звучание разнится, но слова понять, поднатужившись, можно.
После настал черёд света. Со зрением было хуже – смотреть мешали склеенные кровью ресницы. Захотелось протереть глаза – и тогда болью пронизало руки и плечи. Я дёрнулся, и мир вернулся ко мне целиком.