Меч на ладонях
Шрифт:
Было видно, что казаку неприятно вспоминать, но он искренне старался объясниться.
– Так шо, так вот… Дедку меня, как мог, воспитау, а шо размовляю неяк не так, так то мне многие казали… А шо мне? Все разумеюць, и добра. – Горовой облегченно выдохнул. – Я в академиях не учився, а на плацу дык кажу так, шо усим все разумела! О!
Сомохов кивнул.
– Понятно. Трясянка [65] , так сказать.
– Га? – не понял опять Горовой.
– Ничего, любезный. Все абсолютно нормально. Легкая смесь наречий, а то я думаю, что это у вас за странный диалект? То ли малоросский, то ли еще какой? Теперь-то понятно.
65
Трясянка – смесь языков и диалектов (разг.).
Тимофей Михайлович кивнул:
– Ну, понятно, так и добра. Наш командир гэту мову балачкай кликау.
…Еще через час, когда служка уже прикидывал, не стоит ли заменить бочонок на новый, Горовой нагнулся к Сомохову и, обдавая перегаром столь же нетрезвого ученого, прошептал:
– Глянь-ка ты, Улугбек Карлович, на того шныря, что в углу каля двери пивко потягивает.
Сомохов сфокусировал взгляд в нужном направлении. До времен, когда в нормальных кабачках к ночи под потолком будут скапливаться тучи табачного дыма, Европе оставалось еще веков пять, но и без курения в зале было так душно, что можно было вешать топор на воздух. Дым из кухни и от очага и испарения скапливались под потолком, создавая легко узнаваемый пьяный чад.
Улугбек всмотрелся в типа, на которого указал Горовой. По виду – обычная портовая шваль. Маленький, тщедушный человек в коротенькой безрукавке сидел и тянул небольшую кружку какого-то пойла, пряча в ней свой крючковатый нос. Кожаная шапочка с завязками практически закрывала лицо, а плащ был откинут назад. На поясе не было ни кинжала, ни приметного кошеля.
Сомохов повернулся к Горовому:
– Ну?
Тот так же шепотом добавил:
– Я этого субъекта заприметил, еще когда мы из порта шли. За нами хвостиком плелся, казалупка. – Горовой перевел дух и отхлебнул пива. – Как в шинок зашли, то этот зник, а зараз знову пришел.
Сомохов отмахнулся:
– Ну, может, соглядатай портовый какой. Или просто карманник.
Горовой покачал головой:
– Так что ж за нами-то топать? – Он махнул рукой. – Окрест хватает и побогаче, и пожиже людишек.
Улугбек напрягся. Если очень постараться, даже в самом алкогольном угаре, можно заставить себя протрезветь на доли секунды. Главное, не растерять эти мгновения на ерунду, а потратить с пользой. Улугбек обрел способность мыслить если не трезво, то взвешенно.
Были они здесь чужие, а неприятности могли получить свои. Кем бы ни был соглядатай, интерес к собственной персоне со стороны незнакомцев практически всегда несет опасность, будь то интерес карманника, ночного грабителя или другого какого представителей любителей легкой поживы.
А силы коллектива таяли обратно пропорционально степени опьянения его участников.
– Собирайся, Тимофей. Будем выходить, держи руку на револьвере.
Когда Хругви и Захар совместными усилиями растолкали прикорнувшего Бьертмара, расплатились с корчмарем и двинулись к выходу, Сомохов посмотрел на место, где сидел мужичок, вызвавший опасения у Горового. Тот исчез…
Обратная дорога к порту заняла меньше времени. Город уже спал, хотя был еще добрый час до звона колокола, возвещавшего полночь и отмечавшего момент, когда ночная стража могла задерживать праздношатавшихся гуляк. До обычая устанавливать уличные фонари еще оставались долгие века кромешной темноты, так что единственным светом в наступивших сумерках служили скупые лучи молодого месяца.
Члены команды «Одноглазого Волка» шли к родным бортам драккара. Свежий воздух слегка протрезвил сонного Бьертмара, и Хругви втолковывал молодому викингу на норвежском, что негоже молодым перед какими-то торгашами варягов ославливать. Не можешь пить – не пей! Но падать на стол и спать, когда напротив тебя еще на ногах стоят, викинг «не могет».
Бьертмар вздыхал и послушно кивал головой.
До порта оставались только улочка да переулочек, когда навстречу из темноты закоулка вышли шестеро бородачей. Хругви только радостно хмыкнул при взгляде на людей, загораживающих ему дорогу. Но тут сзади захрустел раскиданный мусор. Отрезая отход их пьяной компании, из подворотни появилось еще пятеро хмурых бородатых типов. Незнакомцы были одеты в нестираные холщовые обноски и разномастно вооружены. У большинства были короткие дубинки, у вожака, стоявшего впереди, блестел длинный кинжал, у других – короткие копья, а один даже поигрывал заряженным арбалетом. По сложению они тоже различались, как доски в заборе у нерадивого хозяина, – от хилых коротышек до толстых увальней. По сравнению с пришельцами из двадцатого века нападавшие казались заморышами, хотя и вооруженными.
– Ну, гости дорогие. Давайте-ка сюда ваши кошели да портки скидывайте. – Вожак ночных грабителей явно бравировал. Странную смесь немецкого и норвежского, на котором здесь принято было изъясняться, русичи, за исключением Сомохова, понимали с пятого на десятое, но в смысле сказанного трудно было ошибиться.
Хругви еще раз хмыкнул, а Бьертмар с открытой насмешкой разглядывал налетчиков. Даже с учетом того, что корабельная рать была пьяна в стельку, пятеро дружинников легко могли разметать десяток портовых крыс.
– А не пошарил бы ты, сморчок, по своим кошелям да не скинулся бы славным мирным мореходам на утренний кувшинчик? – Хругви взял переговоры в свои руки.
Впрочем, переговорами это назвать было трудно. Высказав предложение главарю грабителей, Сивый скользнул к нему и, легко отведя нацеленный в грудь кинжал, нанес вожаку бандитов удар кулаком в кадык.
Пока тот, сипя на мостках улицы, пробовал восстановить способность дышать, Хругви уже крошил черепа и конечности портовой швали. Он легко уклонился от арбалетной стрелы, перехватил в воздухе копье и, используя его как дубинку, гонял ночных «джентльменов удачи».
На другой стороне улочки орудовал посохом Бьертмар.
Горовой, в начале стычки потянувший было из кармана револьвер, вспомнил молодость и рванул в гущу боя. За ним с радостным воем: «Наших бьют!» – влетел Захар, чьи кулаки хоть и уступали пудовым лапищам подъесаула, зато летали с большей скоростью. Численное преимущество было компенсировано физическим превосходством и выучкой викингов, которых с двухлетнего возраста обучали драться с оружием и без. Кроме того, их еще и хорошо кормили всю жизнь, в отличие от субтильных отбросов Центральной Европы, в рационе которых и мясо-то было только по большим праздникам.
Через тридцать секунд все было кончено. Последние из нападавших, способные стоять на ногах, мелькая босыми пятками, разбежались, а на земле ползали и корчились, а где и кулем лежали семеро разбойников. Наподдав напоследок ногой по роже главаря, Хругви мечтательно закатил глаза и, отрыгнув, высказался:
– Ну и славное веселье нонче закатили!
После чего ночную тишь Любека разорвала удалая веселая песня о Сигурде, отымевшем дракона [66] . Предупреждения Онисия Навкратовича были забыты. Через секунду соло Хругви превратилось в дуэт – песню поддержал Бьертмар.
66
Сигурд, победитель дракона, – герой скандинавских саг.