Меч времен
Шрифт:
— На вот тебе, добрый человек! — выбираясь на мостки из ройки, Михаил протянул перевозчику заранее приготовленную ромейскую монетку с изображением императора-базилевса.
— Ух ты! — не сдержал своего восхищения Николай. — Серебряная!!! — и тут же погрустнел. — Не, не могу принять — совестно. Больно уж дорогой перевоз выйдет.
— Да ладно, — Миша широко улыбнулся — ну, надо же, какие тут люди-то совестливые! Ишь ты, дорого им… — Бери, бери, Никола. Может, назад еще перевезешь.
— А и перевезу! — бережно
— Сети, говоришь? — Михаил усмехнулся. — А те, из вотчины, ничего? Разрешают близ своих земель ставить?
— Так озеро-то, чай, не их, общее, — резонно возразил Николай. — Да и поделено тут все давно уже. Мое место — до мостков, их — после.
Простившись с лодочником, Миша выбрался по мосткам на берег и зашагал по широкой тропинке, идущей в высокой траве к редколесью. Было пасмурно, но не дождливо, солнце давно уже встало и висело в золотистой облачной дымке тусклым желтым шаром.
Не успел путник пройти по тропе и пары десятков шагов, как его довольно строго окликнули:
— Стой! Кто таков? К кому? По какому делу?
Чувствовалось, что голос был молодой… но вот откуда кричали? Миша быстро осмотрелся по сторонам — всюду трава, деревья. Ага… во-он, из-за стога! Ну да — именно оттуда выглядывал молодой растрепанный парень с рогатиной и висевшим на шее рогом.
— Ты меня, что ли, спрашиваешь? — улыбнулся Миша.
— Тебя, а то кого же? — похоже, парень был вовсе не настроен шутить. — Говори, к кому, не то… — он угрожающе качнул рогатиной.
Путник пожал плечами:
— На Онциферовичей вотчину пробираюсь, с делом.
— С каким таким делом?
— То не тебе скажу, а тиуну.
— Так нет у нас тиуна-то!
— Ну, значит, старосте, — Михаил насмешливо прищурился. — Боярин Софроний Евстратович личное поручение дал! Не перед тобой мне отчитываться, смерд! А ну, веди скорее в усадьбу!
Упоминание боярского имени-отчества в сочетании с непререкаемым тоном тут же произвело должный эффект — парнишка вышел из-за стога и, шмыгнув носом, махнул рукою:
— Так бы сразу и сказал. Ну, пошли, что ли…
Миша лишь пожал плечами — пошли.
Шли недолго — версты две или, может быть, три, вряд ли более. Из-за перелеска внезапно возник частокол из высоких заостренных бревен, надвратная башенка прикрывала массивные, окованные широкими железными полосами ворота, на данный момент широко распахнутые. За воротами, во дворе просторной усадьбы, виднелись избы, амбары, рига…
При виде незнакомца, навстречу тут же выбежали люди — парни, женщины, дети.
— Эй, Микул, кого привел? С Биричева?
— Не, навроде в Биричеве таких нету.
— Вот и я не видал.
— Микул, так кто ж с тобой-то?
Оп!
Миша и не заметил, как оказался в окружении
— А ну-ко, паря, ступай в амбар, — нехорошо прищурившись, старик прицелился в Михаила из лука — такое впечатление, будто прямо в глаз. Неприятное было чувство — Миша даже поежился.
— Шагай, шагай, — сладенько улыбаясь, покивал головой старичок. — Посидишь, покуда наши вернутся. Там посмотрим, кто ты есть.
— Говорит, боярина Софрония Евстратовича посланник… — несмело промолвил Микул.
— Говорить-то каждый из нас горазд… — прищурился старикан. — К тому же не Софрония Евстратовича эта вотчина, а сынка его, Бориса Софроньича. Ему и сказ.
— Так и Бориса я хорошо знаю! — Михаил засмеялся. — Можно сказать — друзья.
— Чай, и на усадьбе их ты не раз бывал?
— Да бывал, и часто… Я — Михаил, может, вам кто про меня уже и рассказывал?
— А вот и поглядим. Посейчас, наши вернутся… Покуда ж — в амбар, в амбар, мил человеце! Посидишь, не рассохнешься… — старик хитро прищурился. — Слова — они слова и есть. Откуда мы знаем, может, ты Мирошкиничей верный пес?
И никуда не денешься — пришлось ведь пойти в амбар. А как иначе — когда из лука целятся, да еще в спину копьями подгоняют? Пришлось, пришлось уж пойти. Хорошо хоть амбар оказался просторный, сухой, да и сенца не пожалели — кинули, и даже лепешек с парным молоком принесли.
— Ешь, пей, мил человеце! Однако ж и нас пойми.
И как ни рассуждай — правы они, абсолютно правы — в этом мире каждый чужак — потенциальный враг, соглядатай. Все правильно — не ты, так тебя. Вот и сидел теперь Миша в амбаре, пил молоко из глиняной запотевшей крынки, да ждал, пока придут… как выразился старикан — наши.
Да, а старик-то здесь, похоже, заместо тиуна. Или — тиун? Нет, не тиун — тиуном-то Борис ладил его, Мишу, поставить — «чтоб был человеце верный». А что же, тогда, выходит, этот въедливый старик — не верный? Борис ему не очень доверяет? Тогда зачем держит?
Миша нарочно заставлял себя думать… хоть о чем-нибудь, лишь бы… лишь бы не о том, что тревожило его с самого начала — а вдруг, да ничего не выйдет? Вдруг след, ведущий в дальнюю усадьбу Мирошкиничей — ложный? Всяко может быть… Но сейчас-то главное — пройти этот путь до конца, выяснить. Должно, должно повезти… не повезти даже, а…
Михаил вдруг поймал себя на мысли о том, что тот, прежний его мир, мир мегаполисов, метросексуалов и финансовых кризисов, уже кажется каким-то далеким и совсем нереальным. Реально сейчас вот это — амбар, вотчина Бориса Онциферовича, и его же феодально-зависимые люди. Кстати, и Михаил тоже — феодально-зависимый — закуп, рядович. Ой, послать бы скорее все к черту!