Мечтатель
Шрифт:
— И вот.
Там, куда я протянул вторую руку, на высоте человеческого роста вспыхнула маленькая и злая звёздочка. А из неё в землю ударили с оглушительным треском электрические разряды.
Снова запахло озоном — острее прежнего.
В обратном порядке отменив воздействия, я скромно помолчал, пока поставленный обратно на землю Лараг очухается от новых впечатлений. Надо отдать ему должное: очухался он быстро, хотя и не без облегчения души богохульством с сексуальным подтекстом.
— Прости Высочайший, — тут же повинился он и сосредоточился на мне. — Слушай.
— Откуда вылез, там меня больше нет, — огрызнулся я. — По делу есть что сказать?
— По делу… что ты ещё умеешь?
— Ещё… ну, с магией разума более-менее знаком. Исцелять могу. С немагическими субстанциями кое-какие изменения проделываю. Могу залатать дырявые носки.
— Что?
— Неужели починка носков магией Зальнаю Дамокоменскому тоже не нравилась и попала в список запрещённых тёмных искусств?
Кремень закрыл лицо ладонями.
— Умолкни! Небом заклинаю! А то я или сожгу тебя в Белопламени, или умом тронусь.
— Ты же сам спросил, что я умею. Между прочим, затянуть дыры в ткани куда сложнее, чем призвать свет или там предметы волей передвигать. Хотя ты, наверно, скажешь, что призывать свет я не умею, а умею только повышать степень освещённости. И будешь прав. От рассуждений про «чистый» свет, «нечистый» свет и «демонический» свет меня начинает забирать тоска.
— А что, — убирая от лица ладони, — по-твоему, свет не имеет множественной природы?
— Ты действительно хочешь знать, что я думаю по этому поводу?
— Не хочу, — признался Лараг. — Но я обязан это знать, раз уж…
«…меня сделали твоим куратором», — вот что он не договорил.
— Тогда так. Я, как уже было сказано, знаком с магией разума. Но если я начну излагать всё, что знаю из оптики, вслух, у меня язык отвалится. Поэтому я бы предпочёл передать тебе основы этого знания напрямую, мысль к мысли. Заодно владение этой гранью магии покажу.
Помолчав, Кремень вздохнул и обречённо закрыл глаза.
— Передавай, — сказал он. — Что мне надо сделать для облегчения передачи?
— Хм. Желательно очистить сознание. Представь молчащую, равномерно чёрную пустоту. А потом запоминай образы, которые я пошлю.
— И всё?
— Если ты про рисование на земле геометрических фигур, возжигание разноцветных свечей, пение мантр и ритуальные танцы, то этого не надо. А если бы было надо, я бы уж лучше языком поработал — всё проще. Ну что, представил пустоту?
— Да. Готово.
Ну, я и вывалил на беднягу обещанный пакет знаний по оптике. Понятие непрерывного электромагнитного спектра, физическое значение цвета, свет простой и поляризованный, видимый и невидимый, законы отражения, преломления и дифракции. А на закуску поведал о фотоэффекте, теории корпускулярно-волнового дуализма и — на примере лазеров твердотельных, газовых и жидкостных — когерентном излучении.
Где-то на середине процесса передачи пришлось ухватить Кремня форсгрипом за грудь и пояс, потому как его ноги начали подгибаться. А после окончания он отфыркивался ещё минут пять. То есть примерно вдвое дольше, чем длилась сама обратная копипаста.
Крепкий куратор мне достался.
— Ну ты… ну у тебя… святые небеса! — он наконец-то встал ровно и сам, но, похоже, даже не понял, что недавно собирался падать. — И ты ещё жаловался, что догмат о троичной природе света кажется тебе слишком сложным!
— Э, нет. Я не говорил, что он слишком сложен. Речь шла о тоске, наводимой на меня измышлениями теологов, которые отродясь даже с трёхгранной призмой опытов не ставили.
— То есть ты хочешь сказать…
— Меня, — перебил я, — учили так: теория подтверждается опытом. И только опытом. Экспериментами. Если теория не подтверждена опытом — это не теория, а просто отвлечённое умствование, в лучшем случае. А если она опыту противоречит — то это нагромождение лжи. Так вот: в знании, которое я тебе передал, нет ни лжи, ни умствований. Эту науку строили, дополняли и подтверждали при помощи множества опытов тысячи учёных на протяжении сотен лет. И в ней всё, от банального «угол падения равен углу отражения» и до свойств лазерного света, ТОЧНО. Любой эксперимент из тех, о которых я поведал, можно повторить и убедиться, что результаты соответствуют ожидаемым. От простейших до самых сложных.
— Но это не так.
— Почему?
— Потому что исход опыта зависит от ожиданий. Опыт вторичен, первична идея. Теория.
Я и Лараг уставились друг на друга.
— Тысячи учёных на протяжении сотен лет, — сказал он осторожно, — не могут повторять одни и те же действия так, чтобы они приводили к одинаковым результатам.
— Постой, — с равной осторожностью начал я. — Уж не хочешь ли ты сказать, что если я стану измерять… ну, например, протяжённость дня при помощи песочных часов, и буду уверен, что каждый чётный день длится дольше, чем нечётный…
— Так оно и будет. Для тебя. Если ты будешь твёрдо уверен в этом.
У меня волосы на голове зашевелились.
— А если, — полушёпотом, — рядом с такими же… нет!.. с теми же самыми часами сядешь ты, уверенный, что дольше длятся нечётные дни…
— Чья-то воля окажется сильнее, — пожал плечами Кремень.
— То есть единой истины нет, а есть только истина того, чья воля сильнее?
— Есть воля Высочайшего и Пресветлого. И остальные воли, которым дозволены малые изменения мира по снисхождению и милосердию Его.
Настал мой черёд закрывать лицо руками. Правда, я позволял себе эту слабость недолго.
— Скажи-ка мне, Лараг: ты веришь, что Многоземельная Империя существовала? — спросил я, опустив руки и сжимая их в кулаки.
— Конечно.
— И что в те времена некоторые маги становились Воплощёнными — веришь?
— Да. Это же очевидно.
— Ну-ну. Тогда почему, ответь мне, маги более не восходят на эту ступень могущества?
— Это тоже очевидно. Судив жителей Империи по делам их, Высочайший ограничил дерзновение людское, так как счёл, что рано нам владеть ключами божественности.