Мед его поцелуев
Шрифт:
Так буднично, словно каждый день приглашал незамужних девушек выпить, а по вторникам даже дважды. Но его глаза остались внимательными, настойчивыми, он не отводил от Эмили взгляда.
Желание, которое она ощущала, все еще можно было победить силой разума. Эмили закрыла глаза, подумала о Пруденс и попыталась убить в себе соблазн.
— Я действительно не должна.
— Я тоже не должен. И все же…
Она открыла глаза. Карнэч отошел и остановился у древней картины, с которой горец в полном клановом облачении, наверное дальний предок, глядел на череду графинов на полке под рамой. Рука Карнэча парила над бутылками, а взгляд не отрывался от нее. И что-то в его лице подсказывало, что он размышляет над какой-то возможностью, принятием какого-то решения, которого она не понимала.
— И все же, — мягко повторил он, — я нахожу, что стоит. Один бокал, леди Эмили. Вы останетесь?
Глава четвертая
В полуосвещенной библиотеке, где лунный свет сплетался со светом свечи, Эмили ощутила, как оживают ее дремлющие желания. Она переключила все свое бунтарство на написание романов и вела себя идеально, чтобы никто не заподозрил о ее тайной карьере.
Но ей хотелось не только писать. Она мечтала о приключениях, которые прописывала своим героиням, — опасности, возбуждении, тайных сговорах, головокружительной страсти.
— Я не должна, — повторила она вновь.
Он налил в один бокал шерри, в другой виски.
— Останьтесь, — сказал он. — Лучшей компании вам не найти.
— Не слишком ли вы самоуверенны?
Карнэч рассмеялся.
— Я лишь о том, что в данный момент я лучший ваш собеседник, если только вы не предпочитаете общество наших матерей и братьев. Я знаю, что в свете вы могли бы найти куда лучшего компаньона.
Она приняла бокал из его протянутой руки. И когда их пальцы встретились, пожалела, что не носит перчаток.
Эмили попыталась сосредоточиться на разговоре, а не на ленивой улыбке, с которой он потягивал виски.
— Не уверена, милорд. Ведь граф едва ли похож на конюха.
— Но даже у графа нет надежды заполучить вашу руку, так ведь?
Эмили отступила на шаг.
— Вы же не делаете мне предложения?
— Ваш ужас ранит меня.
— Вы не кажетесь раненым, — Эмили не смогла скрыть улыбку.
— Глубоко и тяжело ранен, — сказал он, постучав кулаком по груди над сердцем.
Ее улыбка переросла в смех.
— Только не говорите мне, что у вас способности к драме.
— У всех свои секреты, леди Эмили.
Она попробовала шерри.
— Не у меня, милорд. Я как открытая книга.
Карнэч рассмеялся.
— Я уверен, что это лишь фальшивая обложка. Я не знаю ваших секретов, но Фергюсон говорил, что вы совершенная загадка.
Когда это муж кузины успел обсудить ее с Карнэчем?
— Фергюсону не стоит вмешиваться в чужие дела.
— Вы плохо его знаете, Фергюсон — прирожденный интриган, ответил Карнэч. — Но в этот раз я не могу понять его планов. К чему он предложил мне тихоню мисс Этчингем, зная, что вы способны затмить любую из женщин?
Эмили не ответила на комплимент.
— Мисс Этчингем действительно милая девушка.
— Мне сложно судить. Она и двух слов не сказала за обедом. Вы же… Пока она молчала, я слышал лишь ваш смех.
А я видела только твои глаза. Она не ответила. Эмили знала эти игры. И какими бы ни были намерения Карнэча, она не хотела в них участвовать, не признавалась, что часть ее души мечтает о традиционной страсти и о нем.
— Благодарю за компанию, милорд, но сейчас мне действительно пора спать.
Он отставил почти нетронутый бокал.
— Но я не дождался ответа, — сказал он, словно она намекнула, что хочет остаться, а не уйти. — Почему мисс Этчингем? Почему не вы?
— Я не стану вам достойной компаньонкой, — со всей возможной холодностью ответила Эмили.
— Вот и показала себя Непокоренная, — мягко сказал он.
Это была ее несчастливая кличка, к которой она привыкла в Лондоне и которую использовала в названии бичующей сатиры, недавно возвращенной ею на полку. Главную героиню Эмили писала с себя и надеялась, что благодаря названию никто не догадается о ее авторстве.
— Фергюсон был добросовестным информатором, не так ли?
— Он ошибся?
Нет, не ошибся. Эмили действительно заслужила репутацию неприступной на ярмарке невест. Но она и без того недолюбливала мужчину, который соблазнил ее кузину Мадлен.
— Фергюсон не знает меня. Не знает по-настоящему.
— Любопытно, — сказал он, прислоняясь к полкам, — каково это, знать вас?
— Зачем вам? — спросила Эмили. — Зачем вы хотите меня узнать?
Он пожал плечами.
— Зовите это безумием. Или интуицией. Но если бы я был первым графом, — Карнэч указал на портрет на стене, я наверняка бы уже нес вас на руках к себе в постель.
Эмили ахнула. Другие мужчины флиртовали, намекали, путались. Этот же говорил прямо и требовал четким голосом истинного аристократа, с легким намеком на грубый горский акцент. Если в библиотеке таилась магия тысяч книг, то Карнэч был колдуном, способным ее оживить.
И, возможно, он мог оживить саму Эмили. Она уже ощущала, как изнутри нарастает то, чему она не знает названия, и поднимается опасно близко к поверхности. Когда он сменил свою расслабленную позу и потянулся к ней забрать бокал с шерри, прикосновение его пальцев, казалось, вот-вот вскроет ее защиту и заставит всю скрытую страсть, все желание, всю дикость выплеснуться между ними.
— Вы не должны так говорить, — сказала она.
Он шагнул ближе, за ту грань, у которой обычно ледяные стены ее высокомерия замораживали всех незваных поклонников. Но с ним холода не было — только жар и странная ревность.
— Один поцелуй, — сказал он, обнимая ее шею теплой надежной ладонью. — Один поцелуй, чтобы проверить, без это или интуиция.
«Так вот почему девушки теряют себя», — завороженно подумала Эмили, с величайшей ясностью вдруг понимая, оказалась уязвима перед соблазном ровно настолько, насколько всегда боялась.