Медленный яд
Шрифт:
Пытаюсь вспомнить тот день, но мелкие подробности разговора с Самойловым уже давно стираются из памяти.
Забавное существо человек: я могу до деталей вспомнить, как мы в детстве гоняли с Сашкой в футбол на спортивной площадке в моем дворе, а то, что было меньше двух месяцев назад, — уже с трудом.
Знает ли Влади, кто ее шантажирует?
Ее густые волосы, крашенные в темный цвет, отливают рыжевизной. Она зарывается в них пальцами и, кажется, забывает не то, что двигаться, даже дышать. На безымянном пальце левой руки сверкает
Не вписывается в идеальный образ Влади только жажда денег, впрочем, кто их не хочет? Только не каждый ради наследства идет на убийство мужа.
Даже незапланированное, без предварительного расчета: Влади просто в нужный момент не оказывает помощи, как по нотам разыгрывав ситуацию.
Чем сейчас она занимается в нашей компании? Зачем ей соваться во все? Мы с легкостью можем выкупить долю Кирилла или переводить ежемесячные отчисления, лишь бы не видеть его вдову здесь.
Только Влади выбирает другой сценарий, и мне хочется разобрать по полкам каждое ее действие, чтобы понять: ради чего?
А она вдруг поворачивается ко мне. Лицо взволнованное, и я вдруг на мгновение сомневаюсь: она и не умеет особо скрывать свои эмоции, как с такими нервами — и творить преступления?
Начинает дергаться бровь, доставляя привычное неудобство. Если у Влади все лицо — как монитор эмоций, то на моем за меня расписывается во всех нервяках мышца на лице. Блядство.
— Чего тебе?
Кажется или она реально это только что спросила?
Я моргаю, понимая, что сидеть дальше в «душилке» не хватит сил, мне нужно движение.
Отворачиваюсь, решая, что делать дальше. Сейчас дотрещит Сержиков, дальше начнет Федоров — вряд ли я услышу что-то новое. Поднимаюсь и извинившись выхожу прочь, размашистым шагом направляясь в сторону своего кабинета. Вслед мне кто-то бормочет, произнося мое имя, но мне похер.
Наташа сидит на месте, пялясь безучастно в окно, не сразу реагируя на мое появление.
С этой-то что?
— Наташ?
Она тут же вскидывается, поднимаясь из-за стола.
— Здравствуйте, Илья Сергеевич! План на сегодня у Вас на столе…
Мне не терпится оказаться одному в своем кабинете, но я решаю сначала узнать, что с ней случилось.
— Чего глаза на мокром месте?
— Илья Сергеевич, — она мнется, не решаясь, как сказать, — я заявление на увольнение сегодня написала.
Охрененная, блять, новость с утра пораньше.
Наташа следит за моим лицом, сжимая указательный и средний палец «крестиком». Она вообще понимает, интересно, что сейчас делает?
— В чем проблема? Зарплата? Обижает кто-то? Давай
— Нет, нет, Илья Сергеич…
Она морщится слегка, хотя больше кажется, что сейчас расплачется. Я подхожу ближе, упираясь в ее стол.
Ощущение, что на плечах лежит тонна. Хер знает, чего, но ноша неподъемная, и с каждым днем килограммов на ней прибавляется. Сегодня ведь похороны рабочего еще, и надо прийти туда и на поминки заглянуть — все за счет нашей организации, из приглашенных только рабочие со стройки…
Блять, она скажет или нет?
— Наташ, короче, почему?
— Я замуж выхожу, — выпаливает она быстро.
Я облегченно вздыхаю, — вот уж проблема.
— И? Поздравляю, на праздник выпишем премию. Я не против замужних секретарей, — уже собираюсь уходить, когда она буквально ловит меня за руку, выбегая следом:
— Я в другой город уеду, к мужу… Извините, что так вышло, но у меня еще впереди есть время, я новенькую обучу всему.
Признаться, думать об этом нет абсолютно никакого желания. Я развожу руками в сторону — а хер ли еще остается?
— Ладно, я тебя понял. Заранее не поздравляют, так что пока работаем.
Мне кажется, или она облегченно выдыхает, когда я ухожу в свой кабинет?
Раздумываю, не достать ли бутылку коньяка, но тут же забиваю на эту идею. На выходных алкоголя и так было слишком много, теперь надо сгонять все лишнее в спортзале.
Сажусь прямо на стол, почесывая бровь. Итак, что мы имеем: кто-то присылает Влади сообщения, называя ее убийцей. Возможно, есть за ней и другие грешки, но я буду считать, что дело касается именно смерти Кирилла. Для начала неплохо бы вычислить анонима, который терзает Сашку. Не думаю, что это большая проблема.
Пока набираю номер телефона своего приятеля, автоматически расчерчиваю на листке белой бумаги «ВЛАДИ».
Леня берет трубку не сразу, а когда отвечает, я слышу, как он зевает:
— Дуб, тебе чего не спится?
— Ты угораешь? Время одиннадцатый час.
— Для меня это раннее утро. Что стряслось?
— Как дела решил узнать, — хмыкаю.
— Не лечи мне, — той же интонацией отвечает он. — Чего надо?
— Сможешь пробить, откуда сообщение пришли на номер?
— Ноунейм, что ли?
— Он самый.
— Твой номер или левый?
— Левый.
— На почту скинь все, что надо, я тебя потом сам наберу.
— Спасибо, — благодарю я, а Леня снова зевает:
— Должен будешь.
Возможно, уже сегодня вечером я буду знать, кто прислал сообщение Влади. А узнав имя уже не составит никакого труда выудить и всю оставшуюся информацию. С такими козырями Влади не то, что из фирмы вылетит, — она прямо в тюрьму загремит.
Потираю шею, представляя ее в серой робе, но не испытываю от этой картины никакого удовлетворения. Каждый преступник должен нести наказание, только хочу ли я этого на самом деле?