Медный гамбит
Шрифт:
— Он следует за нами, — сказала она, с настоящим страхом в сердце и в голосе. — Следит.
Они были глубоко внутри эльфийского рынка, бок о бок с высоченными желтыми стенами, в той области, где эльфы-кочевники раскидывают свои палатки на те дни или недели, которые они проводили внутри Урика. Когда Бегуны Луны — единственное эльфийское племя, которое она знала по имени и внешнему виду, приходили в Урик, они были вежливыми и любезными гостями, приход которых сопровождался пиром, песнями и танцами. Здесь, на рынке, хотя одежда и цвета были похожи, лица были далеко не дружелюбны,
Так как кто-то следовал или наблюдал за ними, то, решила Акашия, им не удастся найти помощь здесь, где все опасались и подозревали друг друга, и никто не собирался помогать никому, а уж им меньше, чем кому бы то другому. И опять она ошиблась, думая об этом загадочном, мистическом городе и его жителях. Йохан подошел к угрюмому эльфу, в чьи длинные, цвета соломы косы были вплетены шарики и металлические украшения, а острые обсидиановые ножи торчали из-за пояса, видневшегося из-под одежды.
— Дверь? — спросил Йохан, делая странные жесты руками.
Ее глаза расширились от удивления, впрочем и эльфа тоже, но в них появился оттенок понимания. Она подумала, что они нашли наконец-то помощь, надеялась и молилась. Но он вздернул голову, как джозхал, нюхающий воздух; потом попытался прочесть ее мысли через Невидимый Путь, наткнулся на ее защиту и заодно почувствовал атаку, которая и заставила их обратиться к нему.
— Закат, — сказал он с сожалением. — Приходи на закате и она откроется. Постарайся дожить до заката, мой друг, и возвращайся.
Потом он прижал два пальца правой руки к подбородку, жест, который призывал к молчанию и взаимному уважению, и чему-то еще, что она не поняла. Потом он отступил назад и быстро исчез среди лабиринта палаток.
— Кто это был?
Йохан что-то неразборчиво пробормотал, прежде, чем ответить. — Старый должок. Очень старый. Но долги надо платить, Каши. Никогда не забывай об этом. Нам придется вернуться на закате.
— Он назвал тебя друг. — Дружба не часто встречалась среди эльфов, особенно кочевников. — Кто это был?
— Никогда не встречался с ним раньше.
Он опять пошел тем же путем, каким они пришли сюда. Их враги не сдавались. Ощущение, что за ними идут или, по меньшей мере, наблюдают, тянулось через весь длинный, тяжелый и душный полдень. Иногда оно угасало — и тогда Йохан мог идти под ее защитой не держа ее за руку — а иногда усиливалось, особенно когда они попытались вернуться в тот переулок, в котором они оставили тележку с зарнекой и своих товаришей. Ее мучила вина по отношению к несчастному фермеру, но темная волна, бившаяся в стены ее крепости, никогда не уходила полностью, и она понимала, что у нее нет ни малейшей надежды на успех, даже если она осмелится на попытку.
Были еще и другие проблемы, которые надо было обсудить немедленно.
— Если он снова нападет на нас, ты должен убежать, оставив меня, — сказала она Йохану, когда они сидели, отдыхая, около печки, в которой делали сосиски.
— Нет…
— Я серьезно, Йохан. Очень серьезно. Тот, кто преследует нас… — она уже давно решила, что ее преследует темплар-мыслеходец, которого Павек называл Элабоном Экриссаром,
— Каши…
— Я могу. Я должна. Я хочу. А ты должен вернуться в Квирайт. Ты был прав, прав во всем. Павек был прав; Бегуны Луны были правы. Все дело в Лаге, этом смертельном яде, и в двух сумашедших: Элабоне Экриссаре и халфлинге-алхимике. И все это не имеет никакого отношения к зарнеке и Дыханию Рала. Я должна был слушать… Мы должны держаться от этого подальше. Ты должен предупредить Бабушку. Ты должен сказать ей, чтобы она защищала Квирайт.
Йохан уставился на волны тепла, поднимавшиеся над печкой. — Да я скорее умру, чем брошу тебя здесь, Каши.
— Нет…
Едва слово выскользнула из нее, как она поняла то, что он сказал, и то, что ее подозрения, еще с того времени, когда она была ребенком, совершенно правильны. Дварфским фокусом Йохана было вовсе не его преданность Квирайту, или Бабушке или другим друидам. Это была преданность ей и только ей. Она стала центром его жизни. Любую мелочь, случавшуюся с ней, он считал своей личной виной. Но если она умрет, Йохан будет осужден на полу-жизнь как баньши, носясь как призрак по пустым землям, потому что он не сумел защитить ее, самое важное из всего того, что есть в его жизни.
— Тогда мы должны вернуться в Квирайт вместе.
Он слегка шлепнул ее по колену, прежде чем подняться на ноги, сигнал, что их отдых закончился и пришло время идти дальше. — Да, мы должны.
Солнце спускалось, став таким же огромным, как и башня над сводчатая дворцом Короля Хаману, и сверкая, как свеже-пролитая кровь. Йохан, которого никогда не подводило чувство направления, вернулся вместе с ней в лагерь кочевников-эльфов рядом с городской стеной. Они оба устали до предела, а в сознании Акашии до сих пор все звенело, после борьбы с атакой мыслеходца, но она разрешила себе поверить, что они убегут через какую-то дверь, которую им откроет суровый эльф. А как только они окажутся за стенами Урика, она не сомневалась, что они спокойно доберуться до Квирайта.
Она не была настолько глупа, чтобы поверить, что опасность миновала, но ее дыхание стало легче, а в ногах появились новые силы.
Эльфа с соломенными косичками не было нигде видно, когда они вошли в покрытое палатками простанство между рынком и стеной. Она повернулась, чтобы спросить у Йохана, и уловила быстрое движение среди палаток. Ее глаза не видели ничего необычного: в палаточном лагере было полно народу, и эльфы шныряли во всех направлениях. Но своим мысленным взглядом, поддерживая непрерывную защиту при помощи Невидимого Пути, она увидела желтое пятно, пятно цвета темплара. Не цвета стен, но того ослепительного желтого цвета, который каждый день носил любой темплар в Урике и которым, учитывая непрекращаюся давление на ее защиту, нельзя было пренебрегать.