Медовый месяц: Рассказы
Шрифт:
На платформе начали собираться люди. Они стояли маленькими группками, некоторые перекидывались словами, и все они были зелеными благодаря вокзальным фонарям. Маленький мальчик в красном с грохотом прокатил огромный стол на колесиках и теперь стоял, опираясь на него, он что-то насвистывал и обмахивал салфеткой свои ботинки. Женщина в черном фартуке из альпаки катила перед собой тачку с подушками. Она казалась сонной и рассеянной и катила словно не тачку, а коляску с младенцем, покачивая ее вверх-вниз, вверх-вниз. Откуда-то приплыли кольца белого дыма и повисли над крышей, как вылепленные из тумана виноградины.
«До чего странно! — подумала юная гувернантка. — И то, что сейчас полночь, и вообще… Она выглянула из своего уголка, осмелев и возгордившись тем, что не дала франк носильщику. — Я сама могу о себе
Неожиданно для нее из коридора донесся грохот шагов и громкие мужские голоса, прерываемые взрывами смеха. Они приближались. Юная гувернантка опять забилась в уголок. Четыре молодых человека в котелках шли мимо, буравя ее взглядами. Один из них игриво показал на надпись «Dames Seules» и все четверо сгрудились у двери, чтобы получше разглядеть малышку в углу. Господи, они заняли соседнее купе. Она слышала, как они топали, устраиваясь, потом все неожиданно стихло, и она увидала прямо перед собой высокого стройного юношу с узенькими черными усиками.
— Мадемуазель не желает присоединиться к нам? — спросил он по-французски. Она видела и других за его спиной, глазевших на нее. Она не встала, не произнесла ни слова, только выпрямилась. — Мадмуазель не желает оказать нам честь? — с откровенной насмешкой переспросил высокий. Кто-то из них прыснул, и все четверо громко рассмеялись. — Мадмуазель очень серьезна, — кланяясь и гримасничая, произнес молодой человек, после чего он снял шляпу. И она опять осталась одна.
— En voiture! En voiture! [27]
27
Займите места! (фр.)
Кто-то пробежал сначала в одну, потом в другую сторону.
«Хорошо бы сейчас был день или хотя бы еще одна женщина. Мне страшно».
Юная гувернантка выглянула в окно и вновь увидала своего носильщика, бегущего к поезду… того же самого человека, всего увешанного чемоданами. Но… Что он делает? А он в это время поддел большим пальцем наклейку «Dames Seules» и, сорвав ее, стал в сторонке и украдкой взглядывал на ее окно, пока какой-то старичок в клечатой пелерине карабкался на высокую ступеньку.
— Это купе для дам.
— О нет, мадмуазель, вы ошибаетесь. Уверяю вас; мерси, мсье.
— En voi-turre!
Пронзительный свисток. Носильщик с торжествующим видом спрыгнул с подножки, и поезд тронулся. Глаза ее наполнились слезами, сквозь которые она едва различала старика, разматывающего шарф и развязывающего егерскую шапочку. Какой он старый. Да ему не меньше девяноста. Усы совсем белые, глазки маленькие, голубые, за большими с золотыми дужками очками, морщинистые щечки… Забавный старичок… самым очаровательным образом поклонился девушке и спросил на скверном французском языке:
— Помешал вам, мадмуазель? Может, мне собрать вещи и поискать другое местечко?
Нет, она не позволит, чтобы такой старик таскал тяжести…
— Ну уж нет. И совсем вы мне не помешали.
— Тысяча благодарностей, мадмуазель.
Усевшись против нее, он расстегнул пелерину и сбросил ее с плеч.
Поезд словно радовался, что покинул вокзал. Один прыжок — и вот он уже несется в темноте. Юная гувернантка потерла перчаткой окошко и ничего не увидела, кроме раскинувшегося черным веером большого дерева, нескольких фонарей на высокой платформе да важной горной гряды. Из соседнего купе донеслось пение: «Un, deux, trois» [28] , — на одной ноте и очень громко.
28
Раз, два, три (фр.).
«Будь я одна, ни за что не решилась бы не то что заснуть, глаза закрыть, — мысленно положила она конец своим сомнениям. — Даже шляпу снять и ноги вытянуть не решилась бы».
От пения в соседнем купе у нее началась сильная дрожь в животе, и она обхватила себя руками
— Мадмуазель говорит по-немецки?
— Ja, ein wenig, mehr als Franz"osisch [29] — ответила гувернантка и при этом так густо покраснела, что ее синие глаза стали почти черными.
— Ах, так! — Старичок вновь мило поклонился ей. — Тогда, может быть, я осмелюсь предложить вам иллюстрированные газеты?
Он стянул резинку с небольшого рулона и подал ей газеты.
— Благодарю вас.
Она была в восторге от того, что может заняться картинками, но сначала решила все-таки снять шляпу и перчатки. Она встала, отшпилила коричневую соломенную шляпку и аккуратно положила ее на полку рядом с корзинкой, потом стянула с рук коричневые лайковые перчатки, туго скатала их и спрятала на донышке шляпки, села, удобно скрестив ножки, и положила газеты на колени. Старичок ласковым взглядом оценил ее маленькую обнаженную ручку, переворачивающую большие страницы, нежные губки, шевелящиеся, когда ей попадались особенно трудные слова, сияние белокурых волос. Увы, для гувернанточки чревато трагедией иметь волосы, которые наводят на мысли о мандаринах и ноготках, абрикосах, пестрых кошках и шампанском! Вероятно, именно об этом думал старичок, не отрывавший глаз от нежной красавицы, которую не могло испортить даже темное уродливое платье. Вероятно, от гнева, что такое юное и слабое создание едет одно ночью, без всякой защиты, покраснели у него щеки и губы. Кто знает, не взыграла ли в нем немецкая сентиментальность: «Ja, es ist eine Trag"odid! [30] Боже, боже, почему эта девочка не моя внучка!»
29
Да, немного, как по французски (нем.).
30
Да, это трагедия! (нем.)
— Благодарю вас. Мне было очень интересно, — сказала она, мило улыбнувшись, и вернула ему газеты.
— Вы прекрасно говорите по-немецки. Верно, уже бывали в Германии? — спросил старичок.
— Нет, никогда, в первый раз… — Она немного помолчала. — Я первый раз еду за границу.
— Неужели? Удивительно. А мне показалось, что вы привыкли путешествовать.
— Как раз наоборот… В Англии, правда, я много ездила и один раз была в Шотландии.
— Странно. Я тоже один раз был в Англии, но английского совсем не знаю. — Он хотел было что-то сказать, даже поднял руку, но лишь покачал головой и засмеялся. — Нет, ужасно трудный язык… Как ты поживаешь! Пожалуйста, мне пройти Лестерскваар…
Она тоже засмеялась.
— Иностранцы всегда говорят…
И они немного поболтали на эту тему.
— Мюнхен вам понравится. Это замечательный город. Музеи, кинематограф, галереи, красивые дома, прекрасные магазины, концерты, театры, рестораны. В Мюнхене есть все. Я очень много бывал в Европе, но возвращаюсь всегда в Мюнхен. Там вам будет хорошо.
— Я буду жить не в Мюнхене, — с робостью произнесла юная гувернантка. — В Аугсбурге, у одного врача, гувернанткой.