Медсестра
Шрифт:
Даже Колетт, оставив на время приготовление свадебного обеда, примчалась в церковь, чтобы украдкой полюбоваться обрядом венчания и рассмотреть наряд невесты. При выходе из церкви новобрачных под радостные возгласы осыпали рисом и лепестками роз, священник проводил их до крыльца и сфотографировался вместе с ними на ступенях. Такова была традиция.
Потом начался свадебный пир. Несколько давних приятелей Мишеля, два издателя и один писатель приехали из Парижа. Алена им всем очень понравилась. Пришел и местный кюре. Всех гостей набралось около двадцати человек.
— Мы весной решили поехать с женой в Италию! Двинемся в Марсель, а там по морю в Неаполь, в Венецию, в Рим, во Флоренцию. Это будет наше свадебное путешествие, —поделился с гостями своими планами Мишель. — В Италии у меня много хороших друзей. Алин никогда там не была, и я очень хочу ей показать Европу. А осенью съездим в Мадрид. Я люблю пахнущие гранатом большие залы Прадо!
Он сначала сообщил об этом, по-французски, для гостей, а потом стал переводить на русский, для Алены, но она сказала, что все понимает.
— Вот уж не знал, что испанский музей пахнет гранатом, — насмешливо прогудел один из парижских
гостей, тучный писатель с бальзаковскими усами и карими навыкате глазами, как объяснил потом Мишель, создавший несколько нашумевших романов для детей о средневековых пиратах.
— Чем-то он всегда пахнет, — сострил другой.
— Просто, отправляясь в Прадо, я всегда беру с собой один или два граната, мне почему-то приятно именно их держать там в руках и чувствовать тонкий запах спелости, — ответил Лакомб. — Отсюда для меня и аромат этих залов.
Все восхищенно загудели, отдавая должное изысканному вкусу хозяина.
— Шиллер, кажется, любил запах гниющих яблок, — словно специально для Алены по-русски бросил реплику Виктор.
– Теперь вам придется держать в руках два граната и нежную ветку персика, — скаламбурил детский писатель, сорвав даже аплодисменты кое-кого из сидящих, словно шел концерт по заявкам.
— Но почему Прадо?! — состроив недовольную гримасу, подхватил этот веселый разговор моложавый седеющий издатель. — Оставьте немного впечатлений для жены и от нашего Лувра! Мы всё-таки французы, а не испанцы!
Парижане быстро завладели общим разговором за свадебным столом, отпуская шутливые остроты и осыпая невесту стихотворными одами в честь венчания на радость супругу и всем собравшимся. Виктор Рене, который открывал праздничное застолье и на правах старого друга пытался вести свадебный пир,
был оттеснен столичными острословами, поник, сидя с грустным и каким-то отрешенным лицом. Алене даже стало жалко его.
— Виктор почему-то очень грустный, — шепнула она мужу.
Мишель тотчас предоставил ему слово, но произнесенный
им тост с приклеенной улыбкой на губах и самому Рене веселья не прибавил. Через полчаса, сославшись на недомогание, сосед покинул застолье, и оно само по себе стало гаснуть. Лишь один раз возник неловкий момент, когда тот же тучный писатель, вдруг вспомнив о Филиппе, весело спросил о нем, и за столом повисла
— Он сейчас в отъезде, — помедлив, с улыбкой сообщил Лакомб. — Филипп у меня бизнесмен.
На следующий день гости разъехались, у каждого нашлись причины для столь спешного отъезда, и новобрачные остались одни. Жизнь потекла своим прежним порядком, одна неделя ничем не отличалась от другой: завтраки с кофе, джемом и круассанами, прогулки в зимнем, а изредка в заснеженном саду — в феврале на неделю даже замело все дороги, так что нельзя было добраться и до Лиона — обед вдвоем в большом столовом зале, двухчасовой сон и семейные вечера за просмотром фильмов и слушанием музыки.
Алена познакомилась с доктором Гранье, лечившим Мишеля, добродушным толстяком, любящим пропустить стаканчик-другой хорошего вина. Гранье рассказал, какие лекарства необходимо принимать ее супругу, чтобы поддерживать себя в форме, и какие витамины следует попринимать в таблетках и уколами в переходные весенне-осенние периоды.
— Я рад, что мой друг теперь в надежных руках такого очаровательного доктора! — просиял он и, снизив голос, спросил: — А вы мне не дадите рецепт того снадобья, которым снимали похмельный синдром еще вашему жениху?
Мадам Лакомб все написала, сказав, что скоро из Заонежья ей пришлют барсучьего и медвежьего сала, и она им обязательно поделится. Для лечения простуды это вещь незаменимая.
Первое время они с Мишелем спали вдвоем. Несмотря на ущербность, он оказался сильным мужчиной, и Алена точно проснулась, снова ощутив себя женщиной. Воодушевленный ее восторгами, Лакомб перенес свой кабинет из соседней комнаты на второй этаж, расширив таким образом спальню. Алена понемногу стала забывать Виктора и свою внезапную любовь к нему, постепенно открывая для себя нежную и возвышенную душу Мишеля и влюбляясь в него.
Казалось, жизнь ее резко переменилась, и в то же время все осталось по-прежнему. Алена ошалело вскакивала в восемь, бежала в душ, затем забирала молоко и сливки с крыльца, готовила завтрак, тащила мужа на прогулку. Лишь Виктор, точно почувствовав себя лишним, больше не ждал ее у ворот со своими «мальчиками», чтобы взглянуть на нее и поздороваться, и это его утреннее отсутствие поначалу отзывалось тревогой.
Колетт укротила свою горделивую прыть, больше не кидалась на Алену с попреками и претензиями, но, оправившись после свадебного потрясения, потихоньку грызла молодую хозяйку уже по другим поводам.
— Коли сделалась госпожой, чего же на кухню шастаешь, лимоном брызжешь? — не переставая нарезать лук, спаржу и другие овощи, ворчала она без умолку. — Могла бы еще одну служанку завести, которая бы вам кофий и круассаны с джемом в постель подносила да молоко бы с крыльца забирала! Чего же не хочешь?.. Или ради экономии стараешься?.. На таких мелочах серьезные господа не экономят! Престиж знатной господской жизни: иметь побольше слуг! А так ты нe пойми кто! То ли служанка, то госпожа.
— Да заткнись ты!.. — кривясь и не выдерживая ее гундеж, взрывалась Алена.