Медсестра
Шрифт:
Катюшка, разомлевшая под его неожиданным напором, ни разу не пискнула, покорно заснув, едва он ей сказал:
— Хорошего понемножку! Глазки закрыли — спать!
Алена тем временем распаковала чемодан и готовила ужин из отбивных и размороженного картофеля. Станислав Сергеевич вытащил бутылку пятизвездочного «Арарата».
— Если честно, то я и сейчас этому не верю, —
неожиданно посерьезнев и хлопая белесыми ресницами, заговорил он. — Мне кажется, что ты сейчас поужинаешь и уйдешь обратно. И твой приход для меня маленькое потрясение! За тебя! За нас!
Они чокнулись, выпили, начали есть. Кузовлев растерянно и пугливо посматривал на нее.
— Что
— Просто я все ещё не верю.
— Треснуть тебя чем-нибудь, чтобы ты поверил?
— Тресни.
Она замахнулась вилкой, но передумала.
— Я сама приняла это решение около часа назад, — вдруг призналась Алена.
— Почему?
— Потому что ты был прав. Если рубить, то сразу и бесповоротно. Вот я это и сделала.
Хирург перестал жевать и пристально взглянул на нее. Та удивленно выгнула брови, не понимая его молчаливого вопроса.
— Когда он тебя оставит в покое, ты меня бросишь?
— Я что, похожа на идиотку? — тотчас возмутилась Нежнова. — Или на шлюху, которая привыкла менять мужиков каждую ночь? Я просто устала, Стасик, и рядом мне нужен верный друг и муж. Конечно, во мне много дерьма, много энергии, я успела наделать массу ошибок, но все же я хороший человек. И вышла тогда за Грабова, чтобы только спасти тебя. Честное слово. Я не скажу, что безумно любила тебя, нет. Я просто не хотела брать на себя твою жизнь. Знать и не спасти — это чудовищно! И сейчас не скажу, что люблю тебя. Но уважаю. Ты мне нравишься, и на этой основе у нас может получиться очень хорошая семья. Так она и должна строиться. Плохо, когда супруги безумно влюблены, плохо, когда вообще не испытывают никаких чувств. Кстати, моя мать с отцом
впервые познакомились на свадьбе. И прожили без ссор, и скандалов всю жизнь, впоследствии полюбив друг друга. Так что у нас все впереди. И жизнь, и любовь, и дети!
Он шумно вздохнул, обрадовавшись ее проникновенным словам, приподнялся и поцеловал в нос.
— Завтра же пойдем в ЗАГС! — решительно произнес Кузовлев.
— Для начала надо бы развестись, — усмехнувшись, напомнила она.
— Вот черт, совсем забыл! Ничего, попрошу Конюхова, он поможет!
— Вряд ли.
— Ах да, он же...
Они помолчали.
— Слушай, а во время дежурств мы можем Катьку брать с собой! — вдруг оживился он.
— Я буду ее оставлять у матери. Ей тоже надо общаться с внучкой.
— А Грабов знает, что ты ушла ко мне?
— Завтра узнает. — Она перехватила его беспокойный взгляд и проговорила: —Если ты боишься его мести, я уйду. И не стану тебя осуждать.
— С ума сошла?! Да я тебя самому черту не отдам! А уж сержанту теперь придется посторониться!
Он радостно хмыкнул:
— Помнишь, как однажды я тебе сказал, что если ты выйдешь за другого, то я дождусь, когда ты от него уйдешь! Помнишь?
Она кивнула.
— И это сбылось! Здорово!
— Все мужики собственники! — фыркнула Алена.
— Все влюбленные мужики собственники, — поправил ее Станислав Сергеевич.
Он наполнил свою рюмку и разом ее опрокинул.
Кузовлев заметно нервничал, думая лишь об одном,
вот ужин закончится, надо будет стелить кровать, а она одна. Катюшку они уложили пока на раскладушку, хирург пообещал, что завтра он кроватку достанет — у директора школы стоит без пользы, заваленная вся книгами. Они лягут в одну кровать, и что тогда делать? Ему было стыдно признаться, что он не имел близости с женщинами, и это сегодня откроется. Не поднимет ли Алена его на смех? Или же, пока не поженятся, они не должны вступать в близкие отношения? Но как все выяснить? Не станешь же спрашивать: «Мы сегодня вместе ложимся или я постелю себе на полу?» На глупый вопрос найдется глупый ответ: «Конечно, стели на полу». Нормальные мужики много не болтают. Они хватают женщину и тащат в постель. Но у него так не получится. Он решителен только у операционного стола.
Алена с трудом подавила зевок.
– Ты хоть поспала днем?
— Немного. Часа полтора.
— Тогда будем ложиться?
Она кивнула. Поднялась и стала убирать со стола, а он отправился стелить постель. Постелил, взбив две подушки, но при одной мысли, что через несколько минут они окажутся вдвоем в постели, его охватила предательская дрожь.
— Ты иди первый в ванную, потому что иначе я тебя не дождусь, — сказала она.
Он кивнул и пошел первым. Вымылся, набросил халат на голое тело, вернулся в комнату. Алена сбросила трусики, бюстгальтер и молча отправилась в ванную. Он остолбенел, увидев ее обнаженной, так она была красива. Кузовлев лег в постель, с ужасом предчувствуя, что у него ничего не получится. Его сотрясала предательская дрожь, и он никак не мог возбудиться. Им овладела почти паника, когда услышал, что в ванной смолкли струи душа.
«Лучше застрелиться, чем такой позор! — с отчаянием прошептал он про себя. — Господи, помоги мне, не губи, ведь я ничего плохого в жизни не сделал, почему же ты заставляешь меня страдать? Почему?!»
Она прибежала, легко, по-кошачьи прыгнула в постель, дотронулась до него и вскрикнула. Он вконец перепугался.
— Да ты ледяной!
— У меня не получается...
— Это поправимо, — улыбнулась она.
Алена, выгнув спину, выпрыгнула из постели, погасила свет в комнате и запрыгнула обратно. Прижалась на мгновение к нему и тотчас отстранилась:
— Да что ж ты такой холодный-то?!
Она еще минут пять приноравливалась к его холодному телу, а привыкнув, все сделала сама: уняла дрожь, укрепила плоть, даровав, пусть на краткий миг, ему такое счастье, о котором он и мечтать не мог. Он еще шумно дышал, желая рассказать ей о великом чуде, которое он испытал, желая признаться, что все это с ним произошло впервые, но неожиданно услышал ее глубокое дыхание и сразу же понял, бедняжка уснула, прижавшись к нему.
Кузовлев же не мог заснуть. Почти час ворочался с боку на бок, но возбуждение было столь сильным, что хирург не выдержал, поднялся, прошел на кухню, налил себе сто граммов коньяка и в два глотка выпил. Помедлил, раздумывая, не выпить ли еще, чтобы уж наверняка погасить душевный пожар, и неожиданно ощутил странный приступ голода. Достал из холодильника вареную колбасу, отрезал несколько кружков, положил соленой капусты и жадно стал есть. За этим занятием его и застала Алена.
— Ты почему не спишь? — удивилась она. — Я проснулась, тебя нет — и перепугалась! Ты же съел большую отбивную! Ну и муженек мне достался!
— Привыкай, я теперь мужчина! — небрежно заметил он.
И весь следующий день хирург не ходил, а летал по больничным коридорам, всем улыбался, со всеми мило раскланивался, наконец взорвался, признавшись в своем счастье Семушкину. Дмитрий Дмитриевич порхал, повздыхал и изрек сакраментальную фразу: «Как мало человеку надо». Он даже сам решился вырезать фурункул, чтобы освободить Кузов-лева. Последний помчался к директору школы за детской кроваткой, привез ее домой, застелил, повесил погремушки и, радостный, кинулся обратно в больницу. Кузовлев уже подбегал к воротам, как перед ним, словно привидение, вырос Грабов. Это было так внезапно и неожиданно, что Станислав Сергеевич застыл, как памятник.