Медвежатник
Шрифт:
— Уж не тот ли самый, что карамели выпускает?
— Он самый. Так вот, промышленника Савинова из Москвы выслали. Но что самое удивительное, расспрашивали у всех об одном молодом человеке. А судя по описаниям, портретик-то твой вырисовывается. Не страшно ли тебе, Савельюшка? Бутырский замок бо-ольшой, приходилось мне там бывать, места в нем на всех хватает. А сиживали в нем и не такие герои, как ты.
Пришла Душечка. Она весело, словно из охотничьей двустволки, стрельнула в гостя острым взглядом и выставила с подноса начищенный самовар и блюдо, полное печатных пряников.
— Кушайте, Савелий Николаевич, вы как раз такие пряники любите.
— Спасибо, Дунечка, я знал, что ты меня порадуешь, — налил он себе в фарфоровую чашку темно-красного ароматного чая. — Так что ты предлагаешь, Парамон?
— Я уже сказал, поезжай в Европу. Поживи там годик-другой, да и возвращайся опосля, пока здесь все не образуется. Знаешь что, Савельюшка, — старик дружески хлопнул воспитанника по плечу и продолжал почти ласково: — А потом, может, я следом за тобой заявлюсь. Поедешь с моей Дуняшей, — обнял он женщину за талию.
— Пустите, Парамон Миронович, неловко как-то, на людях ведь, — мягко отстранилась Дуняша от старческих рук, бросив на Савелия быстрый и виноватый взгляд.
— Ладно, ступай себе, — проводил старик долгим взглядом полюбовницу. — Она давно у меня в Европу хочет. А ты мне заодно домишко присмотришь. Такой, чтобы можно было там старость достойно встретить.
— Чай у тебя хороший. — Савелий сделал маленький глоток и, улыбнувшись, добавил: — Такого в Европах не попьешь.
— Ты, Савелий, прямо мне отвечай. Ну как, не откажешь ведь?
— Ответь мне, Парамон, разве ты бросишь партию, если карты уже розданы? А если еще учесть, что на руках у тебя козырный туз?.. Молчишь? Вот так же и я не могу остановиться на полпути.
Парамон погрозил пальцем:
— Азартный ты человек, Савелий. Ох, азартный! А ведь сам знаешь, что иногда нужно остановиться, чтобы хотя бы пересчитать свой выигрыш, иначе удачи не будет.
— Нет, Парамон, — отрицательно покачал головой Савелий, — нужно закреплять свой выигрыш, пока идет масть. И я не остановлюсь до тех самых пор, пока не сниму с банкиров последние штаны. Ха-ха-ха!
— Рискованно ты играешь, Савелий.
— Оно и понятно, ставки большие, а играть, как ты знаешь, по-мелкому я не привык.
— Трудно мне что-то тебе советовать, Савелий, да ты, я вижу, в советах не нуждаешься, делай, как считаешь нужным. Только ответь мне откровенно: что за человек топает за тобой? — очень серьезно поинтересовался Парамон.
— А-а, ты уже знаешь, — уважительно протянул Савелий, — я всегда верил, что от тебя ничего не утаишь. У тебя везде есть свои люди. Этот филер вполне безобидный малый. Мне он даже чем-то нравится. Привык я к нему.
— Савельюшка, а тебе не кажется, что полиция подобралась к тебе слишком близко?
— Нет, Парамон, не кажется, у них нет ничего против меня. Разве что какие-нибудь смутные подозрения.
— А тебе не хотелось бы…
Савелий отрицательно
— Это ни к чему, он мне не мешает. А потом, если филер однажды исчезнет, это может вызвать еще большие подозрения. Так что оставим все, как есть.
— Тебе видней, Савельюшка, — протянул Парамон и прикрикнул слащаво: — Душечка, куда же ты пропала? Развлеки нашего гостя.
Савелий невольно улыбнулся: он даже не подозревал, что старый каторжник может быть таким сладкоречивым.
Глава 42
У господина Родионова было стопроцентное алиби. Разве это не с ним он разговаривал в театре за несколько минут до начала спектакля? Савелий Родионов просидел в зале все первое отделение, а во время перерыва они вновь столкнулись в самом проходе. Глупо было бы утверждать, что господин Родионов сумел сбегать едва ли не в противоположный конец Москвы и вернуться обратно в течение какого-то часа, ограбив при этом банк и просверлив в сейфе с дюжину дырок.
Кто бы там ни был, но сейф вскрыл очень ловкий парень. Чего только стоит его спектакль с одурачиванием городовых. Хотелось бы взглянуть на это представление.
Итак, придется начинать все сначала.
Господин Родионов вне подозрений. Едва ли не единственной ниточкой остается «доброжелатель», который заблаговременно по телефону извещает о предстоящем ограблении. Григорий Васильевич с любопытством разглядывал своего посетителя. Так смотреть на своего собеседника может только шулер высшей пробы, встретивший за карточным столом себе равного. Ему достаточно только взглянуть на руки своего противника, чтобы понять — впереди тяжелая и изнурительная борьба и будет дальновиднее, если силы приберечь для лохов, ничего не ведающих об искусстве околпачивания.
Родионов закинул ногу на ногу и тоже не собирался скрывать своего любопытства.
— Вот вы и зашли ко мне, Савелий Николаевич, — наконец произнес Аристов.
— Вы мне намекнули, что я должен явиться к вам в Малый Гнездниковский, и я не замедлил воспользоваться вашим предложением, — добродушно отвечал Родионов.
Аристов рассмеялся:
— Вот вы, оказывается, меня как поняли?
— Вам, Григорий Васильевич, очень идет генеральский мундир.
— Вы находите? — прищурился Аристов. — Хочу признаться, что я его не люблю. По мне, лучше штатская одежда. Не так стесняет, что ли. Вы слышали что-нибудь об ограблении банков?
— То же самое, что и все. Сейчас очень много о них говорят. В газетах пишут, что медвежатник раскусывает сейфы, словно щелкунчик орехи. Это правда?
— Без всякого преувеличения, — очень серьезно подтвердил Аристов. — Это очень опасный преступник. Осторожный. Хитрый. Ловкий. Такой медвежатник, как этот, рождается однажды в несколько поколений.
— Вот как? — неподдельно удивился Савелий. — Интересно было бы с ним познакомиться. Вероятно, он очень любопытный человек.
— Возможно. У меня имеется тоже очень большое желание с ним встретиться. Но вот, как видите, все никак не получается. А знаете, — продолжал генерал, — мы ведь вас тоже подозревали одно время.