Медвежатник
Шрифт:
— Ну, господа, — ликовал Матвей Терентьевич, выбрасывая очередное сломанное сверло, — теперь вы мне в ноженьки поклонитесь. Меньше чем за двести тысяч рублей секрет я вам не продам. Вот так-то! Я вам предъявляю счет по полной программе! Ну купчиха, ну молодец! Это надо же придумать — из титановой стали ларчик для броши сделать! Как разбогатею, так непременно в ее лавке изюму куплю на три рубля!
Через десять дней сейф был готов. Внешне он мало чем отличался от первых моделей, сконструированных Матвеем Терентьевичем. Огромный, угловатый, чем-то напоминающий своего хозяина, он стоял в самом углу комнаты и невольно притягивал взгляды присутствующих банкиров. Серая полированная
— Признаюсь, господа, — его губы растянулись в самодовольной улыбке, — ничего подобного делать мне не приходилось. Не берет порох титановую сталь. Грохоту много, а толку никакого. А потом, прежде чем порох-то заложить, сначала дверцу просверлить нужно, а вот этого сделать не дано, — развел он руками. — Хочу вам сказать, господа, ломаются о дверцу любые сверла, что английские, что германские. Нажал разок, так оно и разлетелось.
Точилин любовно поглаживал полированную поверхность, точно так делает опытный любовник, прежде чем опрокинуть предмет своего обожания на мягкую постель.
— Я вам еще не все сказал, господа. Замок я усовершенствовал. Ну… не буду вдаваться в подробности, только хочу вам сказать, что я по-прежнему предпочитаю иметь дело с цифровыми замками. Но в этот раз, как вы видите, их больше. А потом к основному коду я добавил еще несколько букв. Здесь имеется еще одна маленькая хитрость. — Матвей Терентьевич с заговорщицким прищуром оглядел стоящих вокруг него банкиров и продолжал в интригующем тоне: — В сейф встроена сирена, и, как только чужая рука начнет набирать номер, она тут же включится. Вы хотите проверить, господа? — Точилин посмотрел на Лесснера, стоящего рядом.
Банкир едва заметно улыбнулся:
— Ну что вы, Матвей Терентьевич, мы вам полностью доверяем. Возможно, мы были неправы, когда говорили, что вы не способны сделать сейф, недоступный для медвежатника. Теперь мы сумели убедиться, что это как раз то, что нам нужно. — Банкир постучал указательным пальцем по стальной поверхности и невинно пробасил: — Сколько же вы хотите за свое изобретение?
Точилин распрямил спину, для важности откашлялся и деловито заговорил:
— Работа, господа, немалая, тут соображалку нужно иметь… Триста тысяч рублей!
— Ну вы, родненький, заговариваетесь, — протянул разочарованно Некрасов. — Ни одно железо столь дорого не стоит.
— Если вас, сударь, железо интересует, так вам лучше на толкучке поспрошать, — всерьез обиделся Точилин. — А у меня сейф, каких в Европе вам не сыскать. Вот так-то, господа! — И уже сердито, обращаясь только к Некрасову, заявил: — Это вам не за карточным столом деньжищи просаживать. А потом, ежели вы не желаете, так я и не настаиваю. Тут намедни ко мне немецкий фабрикант подходил. Расспрашивал меня, что я нового придумал. Сговорились на том, если придумаю что-нибудь хорошего, так непре— менно ему продам, — насупился Матвей Терентьевич.
— Вы, батенька, и вправду сильно расстроились, — тронул часовщика за рукав Лесснер. — Никто вас обижать не собирается, мы заплатим столько, сколько вы требуете. — Он повернулся к банкирам и бодро продолжал: — Знаете, господа, а мне нравится эта конструкция. Если меня не обманывает интуиция, то у этих моделей сейфов отличное будущее. Я немедленно готов выложить пятьдесят тысяч рублей. Если среди вас не найдется желающих, то я не прочь стать единоличным владельцем подобной конструкции.
— Ну что вы, уважаемый Георг Рудольфович, — вмешался Звягинцев. — Мы с вами заодно. Неужели
Банкир достал из кармана тяжелый бумажник, распахнул его и методично, как это могут делать только банковские служащие, принялся отсчитывать деньги.
Матвей Терентьевич покинул своих заказчиков в прекрасном расположении духа: за сегодняшний вечер ему удалось не только значительно поправить свои финансовые дела, но еще и получить очередной заказ почти на четыреста тысяч рублей.
Глава 45
Савелий никогда не думал, что она может уйти. Он настолько сроднился с ней, что ее постоянное присутствие казалось не только привычным, каким может быть кусок ржаного хлеба к обеденному столу, но и очень необходимым, как, например, вода, пища.
И что удивительно, ранее он никогда не чувствовал потребности ни в одной женщине. Их было множество, даже когда приходилось расставаться с ними, то женщины не проникали глубоко в его сердце, а лишь оставляли в душе нежный след.
С Елизаветой было все по-другому. Она сумела увлечь его, чего не удавалось ни одной из женщин, она растопила его твердокаменную душу и наполнила ее радостью.
С Елизаветой Савелий расстался год назад после короткого разговора. Слегка скрывая раздражение, она напомнила, что уже давно не юная девочка, а женщина, сумевшая полюбить и знавшая цену настоящим чувствам. Посмотрев на Савелия своими огромными, слегка раскосыми глазами, Елизавета сказала, что она сама становится другой, и, не таясь, рассказала о мелких шалостях, которые предприняла в последние месяцы. Как уверяла Елизавета, мошенничеством она стала заниматься лишь для того, чтобы подходить своему возлюбленному. Но ей совсем не хотелось бы закончить свою жизнь на каторге в качестве официальной любовницы какого-нибудь храпа.
Она ждала замужества, желала семейного уюта и мечтала только об одном: возиться с детишками и проводить время с любящим мужчиной. Елизавете хотелось обыкновенного бабьего счастья, о котором даже самый проницательный мужчина имеет лишь смутное представление. Роль обольстительницы банкиров явно не для нее.
Савелий не мог предположить, что расставание с Елизаветой состоится именно в «Яре». Впервые в знаменитый загородный ресторан он пригласил Елизавету через неделю после знакомства (хотелось произвести на невинную барышню впечатление), и то, что их отношения прервались именно здесь, выглядело почти символически. Как и в тот памятный вечер, пели цыгане, и купцы, соревнуясь в щедрости друг перед другом, одаривали артистов деньгами. Не отставал от общего куража и Савелий — красивой танцовщице с идеальным овалом лица и горящими глазами он подарил сотенную.
Елизавета лишь улыбнулась на кураж Савелия и равнодушно произнесла:
— Для себя я уже все решила. Теперь очередь за тобой. Я не могу все время быть любовницей… Тем более грабителя. Мне нужна определенность.
Даже в тот вечер он не мог предположить, что это будет их последняя встреча. Сказанное Елизаветой он воспринимал как обыкновенный каприз разбалованной вниманием женщины. Вот сейчас она утрет набежавшую слезу, улыбнется, как бывало раньше, и заверит, что это всего лишь дамский каприз. Но ничего подобного не произошло.