Медвежатник
Шрифт:
— Понятно, Савелий, — качнул головой Антон Пешня, стоящий рядом.
Глаза его сверкнули. Точь-в-точь как это бывает у цыгана, когда он видит бесхозную лошадь.
— Инструменты нужно будет принести накануне. Раньше не следует. Если кто заметит, это может плохо кончиться для нас.
— Разумно, — согласился Васька Хруль.
В его обязанность входило раздобыть кирки, позаботиться о кувалдах и клиньях; порох на себя брал Пешня.
— И еще вот что, — подумав, сказал Савелий, — не забудьте взять домкрат.
Взгляд Савелия остановился на Андрее Пешне, и тот согласно кивнул:
— Сделаем.
— Вот и отлично.
— А теперь давайте займемся непосредственными обязанностями. Я хозяин, а вы мои нерадивые рабочие. Так что не обижайтесь, если время от времени я на вас начну покрикивать. Но прошу не забыть, с вами мы встречаемся ровно в восемь часов. И еще вот что, Заноза, нужно будет следить за входом в банк, и, если ты заметишь хотя бы малейшее шевеление, дашь нам немедленно об этом знать.
— Не беспокойся, Савельюшка, — очень серьезно отозвался Заноза, — мимо меня мышь не проскочит.
— Вот и договорились. А теперь, господа, у меня имеются еще кое-какие дела и позвольте мне покинуть наше уважаемое собрание, — со значением посмотрел Савелий на часы.
Лиза жила в Сивцевом Вражке в небольшом каменном доме. Соседи мало что могли сказать о скромной и очень красивой девушке лет двадцати. Она отличалась манерами, умением разговаривать и вести себя разумно с кавалерами, так что с первого взгляда в ней угадывалась прилежная выпускница Смольного института.
Барышня не стремилась заводить знакомств с соседями и держалась с ними корректно-вежливо, никогда не переступая границы, за которой следует непременное чаепитие на скрытой веранде. Соседи также отмечали, что у барышни великолепная прислуга и строгий неразговорчивый дворник. Никто из них даже не подозревал, что дворником в доме Елизаветы служил весьма примечательный субъект — в прошлом известный душегуб и злодей по прозвищу Мамай, отбывший за грабежи двадцать пять лет на сибирской каторге, а в нынешние времена человек добропорядочный и весьма гуманной профессии.
Швейцаром же служил не менее легендарный человек — бывший околоточный надзиратель, списанный со службы за брань с обер-полицмейстером. Нынче его звали Макаром. Неизвестно, как бы сложилась судьба бывшего стража порядка, если бы его в одном из кабаков не присмотрел Савелий Родионов и не нанял себе на службу. Поначалу Савелий Николаевич использовал бывшего полицейского в качестве обыкновенного наводчика.
А когда Макар изрядно примелькался, Савелий определил его на покой — в тихий московский дворик к Елизавете, назначив за усердие весьма приличное жалованье.
Едва Савелий подошел к подъезду, как дверь гостеприимно распахнулась и в проеме предстал детина с окладистой бородой и повадками важного барина. Савелий погасил в себе усмешку: как мало нужно, чтобы изменить человека, поставь его у дверей, сунь в ладонь рублевые чаевые, и лакей готов.
— Пожалуйте, Савелий Николаевич, — едва протянул Макар, принимая на руки плащ.
Как это ни выглядит странным, но бывший каторжанин и околоточный надзиратель сошлись крепко. Их частенько можно было увидеть на лавочке перед самыми воротами, смолящих цигарки и неторопливо беседующих за жизнь.
— Лиза здесь?
— Здесь она, лапушка, — протянул Макар, слащаво прищурившись.
Вполне благопристойный дедок, пекущийся о счастье любимой внученьки.
— Все в порядке? — поинтересовался мимоходом Савелий.
Неожиданно через благообразный облик старика прорезались вполне бульдожьи челюсти, красноречиво свидетельствовавшие о том, что в пору своей молодости он был весьма цепкой ищейкой.
— Крутился тут один. Все Лизаньки домогался. Уже ночь во дворе, а он все не уходит.
— Чего же он добивался? — с улыбкой спросил Савелий Родионов.
— А известно чего! — скрипнул зубами Макар. — В хахали определялся.
— И что же?
Эмоциональность Макара начинала понемногу забавлять.
— А чего тут поделаешь? — даже как-то удивился Макар. — Стукнул Мамай ему под ребро кулачищем пару раз, вот он и отстал.
— Как же вы неаккуратно поступаете, — пожалел неизвестного Савелий Родионов. — А вдруг у него чувство, любовь, так сказать.
Макар ошалело пялился на Савелия, уже поднимавшегося по лестнице, и, когда тот уже подошел к комнате Елизаветы, он неожиданно широко улыбнулся:
— Шутить изволите, Савелий Николаевич. — Сейчас он вновь стал напоминать старенького дедульку, пекущегося о счастье любимой внучки.
Елизавета ожидала Савелия.
Она поднялась со стула и протянула к нему обе руки.
— Дай я тебя расцелую, мой ненаглядный, — прижималась к нему Елизавета. — Дай я тебя обниму, мой тать с большой дороги. А знаешь, я нахожу даже некоторое очарование быть подругой такого знаменитого медвежатника, как ты. Мы, женщины, все такие, тянемся к чужой славе, как мотыльки к огню. Если бы дамы узнали, что ты именно тот медвежатник, о котором пишут в газетах, так наверняка многие из них стали бы твоими поклонницами.
— Вот как?
— Я бы очень тебя ревновала, потому что не желаю делить тебя ни с кем!
Лиза обвила шею Савелия и долго не размыкала пальцев.
— А если бы у тебя все-таки появилась соперница? — слегка подзадорил ее Савелий.
— Вот этого не надо, мой миленький, — возмутилась Лиза. — Ты же знаешь, что я львица и просто разорвала бы ее на части! — растопырила она пальцы с длинными ногтями, выкрашенными в ярко-красный цвет.
— Верю, верю! Разве я могу променять тебя на кого-то еще?