Медвежатник
Шрифт:
Мамай уже с шести утра что-то строгал в крохотном дворике, тревожа ее разыгравшееся воображение негромким стуком. Со своей хозяйкой он был на редкость покладистым и приветливым, но Елизавета подозревала, глядя в его немигающие глаза, что жизнь его была не столь безоблачной. Однако расспрашивать об этом не смела. Если говорить по-простому, так она боялась его — никогда нельзя было понять, что таят в себе его махонькие, слегка раскосые глаза. Она даже как-то отважилась попросить Савелия убрать из ее дома Мамая, сославшись на то, что присутствие постороннего мужчины для нее очень тягостно. Но Савелий лишь улыбнулся, ответив:
— Послушай, голубка, давай оставим
Стараясь не особенно стучать каблуками, Елизавета спустилась на первый этаж и как можно приветливее поздоровалась с дворником.
Мамай снял шапку и слегка наклонил голову:
— Здравствуйте, сударыня. Савелий Николаевич интересовался, как долго вас ждать.
Взгляд у Мамая был немигающий. Так смотреть может только старый и верный пес, но не опустившийся до того, чтобы лизать хозяйские руки в благодарность за кусок мяса. Даже пожалованный кусок хлеба он поедает с видимой ленцой, как будто бы делает господам одолжение. Такой пес способен вцепиться в руку с кнутом, даже если его сжимает хозяйская рука.
— Как только Савелий появится, скажите ему, пожалуйста, что я приду сразу, как только освобожусь.
— Передам, сударыня, — покорно произнес Мамай и поспешнее, чем следовало бы, убрал метлу, загораживающую проход.
Сибирский промышленный банк располагался на Пречистенке. Огромное, возведенное в форме пятиугольника здание с большими полукруглыми балконами и ажурными перилами производило сильное впечатление на каждого, кто его видел впервые.
Возглавлял Сибирский промышленный банк Виталий Николаевич Звягинцев. Он был в том возрасте, когда проступающая седина не старит, а только добавляет еще больше моложавости. Безукоризненно одетый, в непременно белой рубашке, он представлялся классическим примером банковского служащего, в жилах которого текла кровь нескольких поколений финансовых магнатов. Но достаточно было посмотреть на его лицо, чтобы понять: это далеко не так. Лицо, грубоватое, слегка мясистое, подобное белому листу бумаги, говорило о трудной карьере. Глубокая морщина на лбу — невеселая дума по поводу предстоящей вакансии на должность начальника отдела. Самодовольные морщинки у глаз — радость: в министерстве наконец его отметили и назначили заместителем управляющего. А вот морщина на переносице — это уже серьезно. Прежний управляющий банком — старый немец с плотоядной улыбкой и неизменной любезностью в голосе — заподозрил в молодом коллеге опытного соперника и предпринял немало неимоверных усилий, чтобы поломать карьеру своему заместителю. Морщина появилась от долгих переживаний, и нечто подобное наверняка можно было бы обнаружить и на его сердце.
Своих глубоких морщин Звягинцев не стеснялся и где-то в глубине души он даже гордился ими, как боевой генерал, чье лицо украшают шрамы, полученные на поле брани.
За свое место Звягинцев держался крепко, да и как мог еще поступить человек мещанского сословия, которому провидением был предоставлен шанс забраться на самый верх. Со временем Звягинцев стал мечтать о том, чтобы открыть собственное банковское дело, тем более что у него на счету лежала вполне достаточная сумма для первоначального капитала. Лет через двадцать он передаст бразды правления своему старшему сыну, который к тому времени заматереет окончательно.
…Елизавета
— Вам назначено? — взглянул на Елизавету молодой человек, сидящий за крепким дубовым столом. Уши его были слегка оттопырены, глаза подслеповаты. Он напоминал махонького крота, выползшего из норы на дневной свет.
— Да. Волкова Елизавета Петровна.
— Вы Елизавета Петровна Волкова? — Он полистал журнал. — Да, есть. Управляющий вас ждет. — Он легко поднялся со своего места. Оказалось, что он небольшого росточка и его плешивая макушка едва доставала до плеча Елизаветы. — Прошу! — приветливо распахнул он дверь и, когда Елизавета прошла, так же неслышно ее затворил.
Звягинцев оторвался от бумаг, сдержанно поздоровался, слегка задержав взгляд на ладной фигуре барышни. Вспыхнувший в его глазах интерес был отмечен Елизаветой мгновенно.
— Садитесь, — вежливо попросил он.
Слегка ленивым взглядом проследил за тем, как Елизавета, сделав три небольших шажка, выбрала стул, одиноко стоящий у самой стены. Легким движением левой руки она подобрала платье и аккуратно присела. Все ее движения были плавны и грациозны.
— У вас блестящие рекомендации, — наконец произнес Звягинцев, с интересом разглядывая посетительницу.
В ответ Елизавета лишь слегка опустила ресницы. Звягинцев взял со стола конверт и произнес:
— Здесь имеется даже письмо от барона Розена. Насколько я располагаю информацией, у него один из самых крупных банков в Берлине, а возможно, и в Германии. Просто так своими рекомендациями он не разбрасывается, а дает их только проверенным людям. Да и то не всегда! Заверения такого человека, каким является барон Розен, очень много значат. Вы у него работали в депозитарии? — поднял Звягинцев глаза на девушку.
— Да, — скромно ответила Елизавета.
— Как вам это удалось? Ведь депозитарий — святая святых всякого банка. Туда допускаются люди абсолютно безупречные, а потом, вы ведь для него были всего лишь иностранка?
— Дело все в том, что я родилась в Германии и прожила там до четырнадцати лет. Так что в какой-то степени могу сказать, что Германия — это моя первая родина. А потом, когда мы вернулись в Россию, у отца там оставались кое-какие связи, это помогло.
— Понимаю, — качнул головой Звягинцев, хотя знал совершенно точно, что такие рекомендации даются не за связи. Да что там связи! Здесь бессильны даже деньги! Рекомендации такого рода даются за честный труд, и похоже, что девочка работать умеет. — В Германии вы проработали три года?
— Да, меня взяли туда сразу после окончания института. У папы имеются средства, но мне хотелось большей самостоятельности.
— Разумеется, — понимающе улыбнулся Звягинцев. На его лице без труда можно было прочитать — ох уж мне эта современная молодежь! — Здесь я вижу еще одно рекомендательное письмо. От Василия Васильевича Беклемишева. Вы у него работали секретарем?
— Да. После того как мы вернулись в Россию, я проработала у него целый год.
— Он дал вам просто блестящую рекомендацию и называет в письме большой умницей. Пишет о том, что за границей вы могли бы сделать даже неплохую научную карьеру, что у вас большой талант к математике и, насколько я понимаю из письма, он назначил вам очень неплохой оклад. Отчего же вы ушли от него?