Медвежий вал
Шрифт:
— Батарея, смирно!
Дежурный подскочил с рапортом.
— Вольно, вольно, — поспешно ответил Черняков, хотя в душе и был доволен, что люди знают службу.
На площадке перед землянками, где разместились стрелковые роты, толпился народ, кто-то отплясывал в кругу товарищей. Черняков многозначительно переглянулся с Кожевниковым, и оба ускорили шаги. На войне не часто увидишь пляшущего бойца. Из крайней землянки выбрался Еремеев, обрадованно взглянул на Чернякова, отрапортовал:
— Справляем новоселье, товарищ полковник!
— Вольно,
Гармонист, тихо перебирая лады, вопросительно смотрел на начальство.
— Что же вы, играйте, да повеселее. Может, и я спляшу, — сказал Черняков с ободряющей улыбкой.
— А ну, «барыню»! — приказал низенький, плотный стрелок. В ожидании музыки он поводил плечами и притопывал ногой. Круг сомкнулся теснее, кто-то стал хлопать в ладоши. Гармонь пошла вперебор выговаривать старые-престарые слова:
— Ах ты, барыня, барыня-сударыня!..
Низенький стрелок степенно прошелся по кругу и вдруг стремительно начал выстукивать в лад гармони коваными солдатскими каблуками. Только пыль из-под ног.
— Пехота, не подкачай!
— Эй, «сальники» размотаешь!..
А гармонист знает дело, поддает жару. Плясун уморился, топнул каблуком, носком покачал: перепляши, мол!
Не вытерпела душа у пожилого бойца, хлопнул пилоткой об землю:
— Раздайся, море!..
— Ай да батя! Тряхни стариной!
— Шире круг, шире круг! — потребовали задние, как это бывает, когда выходит человек уважаемый.
«Ну и Кудря!» — покачал головой Черняков, удивляясь коленцам, которые выкидывал старый солдат. А тот подкрутил усы и, не переставая плясать, задорно воскликнул:
— Товарищ полковник! Мою ридну Украину освобождают, да не сплясать? Поддержите по такому случаю!
«Пойдет или не пойдет?» — переглянулись бойцы. Поломался Черняков для приличия, а потом развел руками:
— Куда денешься? — вздохнул да и пошел притопывать и прихлопывать, даже вприсядку попытался пройтись перед Кудрей, да не здорово вышло — годы не те, тяжеловат стал...
Выручила команда, пронесшаяся по линейке:
— Строиться на вечернюю поверку!
Бойцы, сбежавшиеся на гармонь чуть ли не со всего полка, бросились в строй, каждый к своему подразделению.
— Хорошо бы вам поговорить сейчас с народом, — предложил Кожевников. Черняков согласно кивнул и пошел к строю.
— Мы вот славно устроились сегодня, поработали, поплясали, а завтра — учиться! — заговорил он, когда подразделения сомкнулись вокруг него. — Все мы делаем одно общее дело — освобождаем от врага родную землю. Враг еще силен, но близится время, когда мы сломаем хребет фашистскому зверю. Партия наша и правительство поставили перед нами большую задачу — научиться хорошо владеть оружием, стать мастерами ведения боя. А для мастера владеть оружием — это еще половина дела. Вторая половина, более трудная, — взаимодействие в бою. Как это надо понимать?
Бойцы слушали внимательно, и Черняков почувствовал, что его речь принимает характер непринужденности, что
— Взаимная выручка, поддержка на каждом шагу, совместные усилия стрелков, пулеметчиков, артиллеристов при выполнении общей задачи сделают наши роты и полк сильными. Наука взаимодействия особенная: знать — нетрудно, а уметь, — Черняков покачал головой, — тут надо попотеть, тут надо не бояться...
Начались горячие дни учебы, такие, что и пяти минут свободных не выкроить. Только ученье! Ученье с утра до позднего вечера, с подъемами по тревоге и неожиданными «атаками» в ночные часы. Уставшие за день бойцы и офицеры поднимались с трудом, кое-кто ворчал, жалея недосмотренный до конца сон, но Черняков требовал своего:
— Не все время только днем, придется воевать и ночью. Темнота храброму бойцу не помеха!
Газеты были полны сообщениями с южных фронтов. Со дня на день ждали освобождения Киева. Где три человека, там и разговор:
— Ну, что взято? Какие города освободили?
Как-то Черняков, придя в землянку перекусить, не обнаружил газет на столе.
— Только вчера целая стопа лежала. Кто взял?
— Приходили из батальона, попросили... — пожал плечами Кожевников. — Что поделаешь?
— Может быть, прикажешь и мне на твои политбеседы ходить?
В голосе командира полка прозвучали сердитые нотки.
— Зачем так ставить вопрос. Литературы достаточно!.. — успокоил его заместитель и вытащил из сумки пару уже зачитанных газет.
— То-то... — Черняков уткнулся в газетную страницу и забыл про еду.
— Надо бы в третьей роте партийную группу создать, — отвлек его от чтения Кожевников.
— Отцепись, комиссар, дай хоть пообедать!
— Ты же не обедаешь...
— Ну, газету читаю, это все равно. Надо — создавай! На то ты и зам...
— В отделе вещевого снабжения два коммуниста, значит, одного в рогу?
— Кого же ты оттуда возьмешь? — оторвался от газеты Черняков — Начальник нестроевой...
— А кладовщик?
— Ну, это ты брось!.. Он там все добро наперечет знает. Поставь другого, такую путаницу разведет — не опомнишься. Тут иные привыкли — тыловики, тыловики, они, мол, только водку пить, а попробуй в современной войне без них!
— Так разве я что говорю... Поставим туда Кудрю, он мужик хозяйственный, быстро разберется. К тому же и по справедливости будет — человеку за пятьдесят, хватит ему в окопе торчать...
— Это Кудрю туда? А где ты возьмешь другого такого пулеметчика? Ты знаешь, пока он на посту, я за оборону спокоен! — Черняков даже газету отбросил: — А ну, давай сюда твои списки, посмотрим!
Не думал, а пришлось заниматься, перетасовывать партийный состав тыловых подразделений и кое-кого переводить в роты. Конечно, придет пополнение, но все равно надо, чтобы закваска оставалась, чтобы дух полка не выветрился.
Кожевников удовлетворенно вздохнул, поднялся:
— Ну, я пойду распоряжусь, чтобы за кинопередвижкой послали, а то еще перехватят по дороге.