Мефистон. Кровь Сангвиния
Шрифт:
Сейчас голоса умолкли. Мысль об этом тревожила Луция; он словно бы лишился конечности.
— Скорбные башни, — прошептал кто-то.
Луций решил было, что это возвращаются силы, но затем посмотрел вниз и понял, что он больше не один. Рядом с ним на коленях сидел исповедник Зин, и по его белому лицу текли слезы. Это он назвал имя исполинских костниц, повторял его вновь и вновь, потрясая сжатыми в молитве руками и, похоже, не замечая ничего вокруг.
В нескольких метрах от них стоял склонивший голову хмурый Рацел. Он выводил в пыли руны силовым мечом и что-то встревоженно шептал, говоря сам с собой. Еще дальше, в тени, лексиканий увидел Мефистона: тот опустился на колено, прижав руку к земле, а между его пальцами тлели
— Лексиканий.
Антрос обернулся и посмотрел на Зина.
— Помоги мне встать, — попросил жрец, вытирая слезы.
Луций, все еще оглушенный психическим безмолвием, отстраненно кивнул. Он подошел к исповеднику и поднял его.
— Ты понимаешь? — спросил Зин, глядя на космодесантника выпученными блестящими глазами. — Знаешь, что вокруг нас?
— Я уже видел оссуарии, — пожал плечами Антрос, — но такие — никогда. Я видел захоронения в катакомбах под монастырями, но ни одно из них не могло бы сравниться с этим.
— Брат-библиарий, Скорбные башни — это не просто гробницы, — покачал головой исповедник. — Их строили не люди.
Зин отступил от Антроса, перешел дорогу и остановился, глядя на белые башни. В его словах зазвучала пламенная страсть, отточенная десятилетиями проповедей. Даже Рацел отвлекся от начертания рун, чтобы понаблюдать за представлением.
— Когда Император прибыл сюда, — заговорил Зин, — планету называли иначе. Я не осмелюсь произнести это ужасное имя, поэтому скажу лишь, что сей мир походил на погруженную во мрак преисподнюю, обитель идолопоклонничества и почитания ложных богов. Скверна проникла в души его обитателей. Они обратились против Императора и Его миссионеров, обрушили на них проклятия и воззвали к созданиям, что обитают в бездне меж миров. Даже сам Бог-Император не мог очистить от грехов неверующие народы и потому приказал слуге Своему, лунному волку по имени Луперкаль, сойти с небес и присматривать за дьяволопоклонниками, пока Владыка Людей не сотворит оружие столь грозное, что оно вытянет саму тьму из их сердец и сделает их бессильными. Пока Луперкаль преследовал вероломных культистов, Бог-Император сошел под землю и начал поедать расплавленное ядро мира. Сто дней поглощал Он пламя, и все это время с костей Его сползала плоть, пока в итоге от Него не осталась лишь искра божественной силы, сверкающая во тьме, немыслимой для взглядов смертных. И на сотый день он вышел и изрыгнул меч, выкованный в сердце планеты. Бог-Император восстал, переродившись в огне, воздел над головой меч и обратился с повелением к грозовым небесам.
Зин показал дрожащим пальцем на ближайшую костяную башню:
— И планета покорилась! Из недр мира явилось великое знамение его могущества, бесчисленные клинки, длинные, словно горы, созданные из костей всех когда-либо умерших неверующих. — Переполняемый восторгом, Зин умолк на мгновение, а затем продолжил: — Священные клинки вырастали до самых облаков, отнимая силы у ведьм и чернокнижников, и еретики безмерно корчились от такой кары. Одни нарекли те клинки Скорбными башнями,
Из-за одышки исповеднику пришлось сделать паузу.
— И тогда народ мира сего узрел истину впервые за долгие века. Морок рассеялся, и прояснились глаза еретиков, и пали они на колени. Перед Кающимися Древами принесли они великую нерушимую клятву, нареченную ими Обетом. В тот день Бог-Император узрел чудо — Его клинок породил народ набожнее всех прочих, и потому Он дал миру сему другое, более подходящее имя — Дивинус [10] Прим.
— И что это был за обет? — спросил Антрос, заставив себя смотреть не на исполинские обелиски, а на фанатичного жреца.
10
Божественный, божий, чудесный (лат.).
В тот же миг страсть исчезла из глаз Зина. Исповедник, которого вопрос явно застал врасплох, даже покачнулся. Выражение его лица мгновенно переменилось, ярый пыл сменился чем-то похожим на стыд. Перемена была столь резкой, что Луций едва не рассмеялся от изумления. Он счел, что обет как-то связан с тем, о чем Зин так тщательно умалчивал, — с Окаменелым мечом.
Когда исповедник заговорил вновь, голос его звучал приглушенно и нерешительно.
— Они поклялись защищать этот мир до…
— До чего? — спросил Мефистон.
Никто не слышал, как вернулся старший библиарий, и исповедник вздрогнул от неожиданности.
Рацел поднялся на ноги, оставив руны, и поприветствовал Властелина Смерти.
— До дня гнева, — ответил Зин, сделав глубокий вдох и пытаясь скрыть изумление. — Когда и верующие, и еретики обретут справедливую награду.
Мефистон собирался было надавить на жреца, чтобы узнать больше, но потом кивнул и показал рукой по дороге туда, где с болтерами наготове сомкнутыми рядами шли космодесантники тактических отделений.
— Впереди нас люди, — сказал старший библиарий, — я слышу их молитвы. До них не дольше часу, но их голоса становятся тише. Если мы хотим встретить их, надо отправляться сейчас. — Он посмотрел на Рацела. — Закончи свой труд, Гай. Запечатай разлом и отправляйся за нами, как только сможешь.
Затем он положил руку на плечо Зина:
— Пойдем со мной, исповедник. Расскажи мне больше о географии этого мира.
Старший библиарий двинулся по дороге; вздрогнув, Зин поспешил за ним. На его лице застыла гримаса, делавшая его похожим на пристыженного отцом толстого ребенка.
— Интересное прошлое у этого мира, а? — сказал Антрос, покосившись на Рацела, когда Властелин Смерти и исповедник ушли. — Странно, что эти призванные колдовством башни так напоминают костницы из других миров — обычные захоронения местных жителей.
— Легко отмахнуться от таких живописных легенд, неофит, — сказал Рацел, — но не стоит смеяться над верой в Императора, какую бы форму она ни принимала.
— Вера не должна превращать нас в глупцов, — возразил лексиканий.
— О, мифы могут быть куда поучительнее, нежели горькая правда.
Эпистолярий окинул взглядом окаменевшие шпили:
— Святые клинки, призванные Самим Богом- Императором. Такие идеи помогли сохранить чистоту этого мира, когда многие другие пали.
— Чистоту? Пока мы не знаем, что идеи жрецов сделали с этим миром. — Антрос покачал головой. — Возможно, стоит повременить с похвалой за их преданность. Судя по тому, что описал старший библиарий, люди здесь так же жестоки и непредсказуемы, как и во всем секторе.
— Ты бы предпочел, чтобы Зин обратился к иным богам? — Рацел пристально посмотрел на ученика сквозь визор.