Мегре колеблется
Шрифт:
– Теперь я и сам не знаю...
– Кого же, по-вашему, я должен арестовать?
– Никого.
– Вот как? А что же мне тогда делать?
– Вам виднее. Вы начальник уголовного отдела сыскной полиции, а не я!
– Могло ли убийство произойти вчера или даже сегодня в девять часов?
– Наверняка нет.
– А от чего вы хотели защитить отца? Снова молчание.
– Я чувствовал, что ему грозит опасность.
– Какая?
Мегрэ был убежден, что Гюс понял смысл его вопроса. Мальчик хотел защитить отца. От кого? Может быть, от него же самого.
– Я не буду больше отвечать.
– Почему?
– Так.
И решительно добавил:
– Можете увезти меня на набережную Орфевр... Задавайте мне часами один и тот же вопрос... Наверно, вы считаете меня мальчишкой, но клянусь - больше вы не вырвете у меня ни слова.
– Ладно, больше ничего не буду у вас спрашивать. Кстати, вам пора завтракать, Гюс.
– Сегодня можно и опоздать в лицей.
– Где комната вашей сестры?
– Тут же, в коридоре, через две двери...
– Ну, не сердитесь на меня!
– Вы выполняете свой долг...
И Гюс захлопнул за ним дверь. Немного погодя Мегрэ постучался к Бэмби. Из комнаты доносился шум пылесоса. Ему открыла светловолосая девушка в форменном платье.
– Вы ко мне?
– Вы - Лиза?
– Да, я горничная. Мы уже встречались с вами.
– А где барышня?
– Наверно, в столовой. А может, у отца или у матери. Это через площадку, на другой половине.
– Я знаю, где это. Вчера я был у мадам Парандон.
В открытую дверь он увидел столовую. Стены, доверху обшитые деревянными панелями. На столе, за которым могли бы сесть человек двадцать, - всего два прибора. Сейчас сюда пожалуют Бэмби и Гюс и сядут на свои места, отделенные друг от друга белой равниной скатерти. Им будет прислуживать Фердинанд в белых перчатках.
По пути Мегрэ приоткрыл двери кабинета Парандона. Тот все так же сидел в кресле. Около него на сервировочном столике - бутылка вина, стакан и несколько бутербродов. Адвокат не шевельнулся. Может, даже не услышал, как открылась дверь. Солнечный свет падал на его макушку, и издали казалось, что она лысая.
Комиссар прикрыл дверь, нашел коридор, по которому проходил вчера, и дверь в будуар. Оттуда доносился незнакомый ему пылкий, трагический голос. Слова были невнятны, но в тоне чувствовалась неудержимая страстность.
Мегрэ резко постучал. Голос умолк, и через секунду дверь открылась, и перед ним выросла девушка. Она еще тяжело дышала, глаза у нее сверкали, ноздри раздувались.
– Что вам нужно?
Мадам Парандон все в том же голубом пеньюаре стояла, повернувшись к окну, чтобы скрыть от комиссара свое лицо.
– Я - комиссар Мегрэ.
– Так я и думала. Ну и что?... Имеем мы право располагать собой в своем доме?
Не красавица, но очень привлекательная, хорошо сложена... Строгий костюм и - вопреки моде - волосы связаны лентой.
– Мне хотелось бы, мадемуазель, до завтрака немного поговорить с вами.
– Здесь?
Он заколебался, увидев, как вздрогнули плечи у матери.
– Необязательно... Где вам угодно.
Бэмби вышла из будуара не оглянувшись, закрыла за собой, дверь и спросила:
– Куда пойдем?
– Может быть - к вам?
– предложил он.
– Там Лиза убирает.
– Тогда в какую-нибудь другую комнату.
– Все равно.
Ее враждебность вовсе не относилась к Мегрэ. Скорее всего, это было общее душевное состояние. Теперь, когда ее пламенную речь прервали, нервы девушки сдали и она вяло шла за Мегрэ.
– Только не к...
– начала она.
– Разумеется, не к мадемуазель Ваг.
– Они отправились в кабинет Тортю и Бола - те ушли завтракать.
– Сядем, мадемуазель Бэмби... Вы видели вашего отца?
– Я не хочу сидеть.
Она трепетала от возбуждения и не могла спокойно сидеть на стуле.
– Как вам угодно...
Он тоже не сел, а прислонился к столу Тортю.
– Я спросил: видели ли вы отца?
– С того момента, как вернулась, - не видела.
– А когда вы вернулись?
– В четверть первого.
– От кого вы узнали?
– От швейцара.
По-видимому, Ламюр подкарауливал обоих - Бэмби и Гюса -чтобы первым сообщить о происшествии!
– Ну, а дальше?
– Что - дальше?
– Что вы делали?
– Фердинанд хотел что-то сказать мне, но я не стала его слушать и пошла прямо к себе.
– А у вас была Лиза?
– Да. Убирала ванную. Из-за того, что случилось, все в доме делается с опозданием.
– Вы плакали?
– Нет!
– У вас не появилось желания поговорить с отцом?
– Может быть... Не помню... Во всяком случае, я не пошла к нему.
– И долго вы оставались у себя в комнате?
– Я не смотрела на часы... Наверно, минут пять или чуть больше.
– И что вы делали?
Она нерешительно взглянула на Мегрэ. Видимо, в этом доме было так принято - все они, прежде чем ответить, обдумывали свои слова.
– Смотрелась в зеркало.
Сказано вызывающе. Эту же черту он обнаружил и у других членов семьи.
– Почему же так долго?
– Сказать откровенно, да? Ладно, буду говорить начистоту. Мне хотелось выяснить, на кого я похожа.
– На отца или на мать?