Мегрэ напуган
Шрифт:
– И это случилось вот так вот запросто, спонтанно?
– Он тогда возвращался из Ля Рош-сюр-Йон и сообщил мне об одном происшествии, изучать которое он ездил. Дело касалось человека, разменявшего седьмой десяток, который вел себя до этого вполне нормально, но в тот день, когда должен был отдать давно обещанное приданое за свою дочь, вдруг съехал с катушек. И сразу этого никто не заметил.
– Иначе говоря, Ален Верну шатался ночью по Фонтенэ в поисках убийцы?
Следователь опять вскинулся.
– А разве он не более подходит для опознания
Мегрэ смолчал.
Было уже заполночь.
– Ты уверен, что тебе следует обязательно возвращаться в гостиницу?
– Там мои вещи.
– Завтра увидимся?
– Непременно.
– Я буду во Дворце правосудия. Ты знаешь, где он?
– На улице Рабле.
– Чуть выше дома Верну. Сначала увидишь решетки тюрьмы, затем неказистое с виду здание. Во Дворце правосудия пройди подальше в глубину. Там мой кабинет, рядом с прокурорским.
– Спокойной ночи, старина.
– Неважно я тебя принял как гостя.
– Ну что ты, право!
– Тебе следует понять мое нынешнее умонастроение. Это дело способно восстановить против меня весь город.
– Черт побери!
– Издеваешься?
– Клянусь, нет.
И это было правдой. Мегрэ был скорее опечален, как случается всякий раз, когда видишь, как что-то из прошлого безвозвратно улетучивается неведомо куда. В коридоре, надевая мокрое пальто, он ещё раз вдохнул в себя воздух этого дома, который всегда представлялся ему таким смачным, а сейчас почему-то показался пресным.
У Шабо уже выпали почти все волосы, в результате обнажился череп, заостренный, как у некоторых птиц.
– Я провожу тебя...
Было видно, что ему не хотелось этого делать и произнес он эти слова из чистой вежливости.
– Ни за что на свете!
Мегрэ напоследок выдал немудреную шутку - надо было что-то сказать, дабы завершить разговор на веселой ноте:
– Плавать я умею!
После чего, подняв воротник, ринулся в стихию шквала. Жюльен Шабо некоторое время постоял на пороге дома, выделяясь в желтом прямоугольнике света, затем дверь захлопнулась, и у Мегрэ возникло ощущение, что на улицах города не осталось никого, кроме него самого.
Глава третья
Учитель, который не спал
Утром, при дневном свете, улицы выглядели ещё более угнетающе, чем ночью, ибо дождь его кругом перепачкал, оставив после себя темные подтеки на фасадах домов, обезобразив цвета, в которые их раньше принарядили. Тяжеленные капли все ещё срывались с карнизов и электрических проводов, как порой и с небес, по-прежнему сурово хмурившихся, наливавшихся, казалось новой силой, дабы опять окатить землю водяными потоками.
Мегрэ, рано поднявшись, так и не отважился спуститься вниз на завтрак. Угрюмый, без всякого аппетита, он жаждал сейчас лишь проглотить две-три чашечки черного кофе. Коньяка, выпитый вчера у Шабо, так и смог пересилить ощущавшееся до сих пор послевкусия от слишком сладкого вина, которым их потчевали в Бордо.
Он нажал небольших размеров резиновую грушу, висевшую над кроватью. Горничная, явившаяся на его вызов, взглянула на него с таким любопытством, что комиссар поспешил удостовериться, что у него все в порядке с одеждой.
– Вы и впрямь не хотите отведать тепленьких круассанов? Такому мужчине, как вы, надо утром плотно кушать.
– Только кофе, крошка. И кофейник покрупнее.
Она заметила костюм, который комиссар накануне положил на радиатор, чтобы высушить, и подхватила его.
– Что такое?
– Я поглажу его.
– Нет, спасибо, не надо.
Она все же настояла на своем!
Судя по внешности - и он был готов поспорить на что угодно - женщина принадлежала к категории людей скорее несговорчивых.
Пока Мегрэ занимался утренним туалетом, она дважды побеспокоила его: первый раз зашла убедиться, что мыло на месте, а во второй - принесла ещё один кофейник, о чем он её не просил. Потом вернула костюм, сухой и выглаженный. Горничная была худа, с плоской грудью, на вид нездорова, но, должно быть, вынослива и упряма.
Комиссар подумал, что та узнала его фамилию внизу, увидев её на регистрационной карточке, и обожает обсуждать всякого рода происшествия.
Было половина десятого. Он тянул время из чувства протеста, хотя и не знал точно - против чего, смутно отождествляя это с происками судьбы.
Когда он спускался в вестибюль по красной ковровой дорожке лестницы, навстречу попался какой-то чернорабочий, уважительно поприветствовавший его:
– Добрый день, месье Мегрэ.
Он понял причину такого внимания к своей особе, когда увидел в холле на круглом столике с одной ножкой свежий номер "Уэст-Эклер" со своей фотографией на первой странице.
Это был снимок, сделанный в тот момент, когда он наклонялся к телу Гобийяра. Двойной заголовок на три колонки гласил:
"Комиссар Мегрэ занялся расследованием преступлений в Фонтенэ"
"Торговец кроличьими шкурками - третья жертва"
Он не успел даже пробежать статью, как к нему подскочил директор отеля с той же прытью, что и горничная.
– Надеюсь, вы хорошо выспались и семнадцатый вам не очень досаждал?
– Что за "семнадцатый"?
– Заезжий коммерсант, вчера вечером перебрал и начал тут буянить. Кончилось тем, что мы сменили ему номер, - лишь бы вас не разбудил.
Мегрэ ничего ночью не слышал.
– Кстати, сегодня утром приходил Ломель, корреспондент "Уэст-Эклер", хотел увидеться с вами. Когда я ему сказал, то вы ещё почиваете, он заверил, что у него нет ничего срочного и что он встретится с вами позже во Дворце правосудия. Получено также письмо на ваше имя.
Дешевенький конвертик, из тех, что продают в бакалейных лавках пачками по шесть штук - все разных цветов. Этот был зеленоватого. Открывая его, Мегрэ заметил, что с полдюжины незнакомых ему людей стояли снаружи гостиницы, прижавшись лицами к стеклянной двери и между кадками с пальмами.