Механизм чуда
Шрифт:
Слова закончились. Как-то все стало больно и грустно.
— Ты куда шла-то?
— Стив зачем-то звал.
— Вот и иди к Стиву, Олимпия. Я сейчас занят.
— Ну да, конечно! — С последним словом из легких вышла жизнь.
— Бывай! — Он качнулся в сторону. — Я потом как-нибудь позвоню.
Ушел. Ушел туда, откуда пришел. От расстройства Ева чуть телефон из руки не выпустила. Хорошо, вовремя почувствовала, как что-то скользит в ладони.
Антон скрылся за домами. На улице потемнело, ногам стало холодно. По асфальту пополз туман. Все это было странно и неправильно. Темно уже, а она все никак домой не дойдет. Стив зачем-то звонил. Рингтон еще этот…
Александр Николаевич появился внезапно. То Ева шла одна по улице, а то он вышагивает рядом и с сочувствием выслушивает ее рассказ.
— Не переживайте, — вкрадчиво произнес Александр Николаевич. — Вы все сделали правильно. Ему было приятно вас видеть. Теперь все изменится. А наушники давайте сюда, я вам их починю. Да, починю.
Они шли, и Ева уже слабо понимала, куда. Вокруг были бесконечные дома, дома, дома, они вставали на дороге, они преграждали путь. А еще были заборы. Очень много заборов. И людей.
— Танк, что ли?
Белая челка. Высокий.
— Банкетка!
Ответ был придуман заранее, когда вспоминала эти столкновения и ругала сама себя.
— О! Ева!
— Здравствуйте, Петр Павлович, — смутилась Ева. Одно дело — мысленно придумывать ответ, другое — так сказать учителю.
— Опять расстроили?
Она успела немного поплакать. Обидно, когда все вокруг происходит не как у людей.
— Мир жесток, — ответила она словами Пушкина.
— Это твой папа? — Взгляд Петра Павловича лукав.
— Нет! — испуганно отозвалась Ева.
— Да, — мягко ответил Александр Николаевич. — Да.
Взгляд зацепился за что-то знакомое. В глубине, на низеньком заборчике сидит командарм Че.
День сегодня какой-то… Наверняка магнитная буря.
— Не расстраивайся, все пройдет, — крикнул уже в спину уходящей Еве Петр Павлович.
Конечно, пройдет. Смоется вместе с дождем.
— Что за манера уходить, не предупреждая куда! — недовольно выговаривал вечером отец. Ноги она все-таки промочила, и вот теперь саднит горло. Чай с молоком. А к чаю — папа. — Почему нельзя делать все по-человечески?
— Папа, — шепчет Ева, — у меня телефон сошел с ума. Он самостоятельно закачивает в себя мелодии и играет их.
— У телефонов могут сходить с ума только хозяйки.
— Папа! А что, если Коппелиус существует?
— Какой Коппелиус?
Папе можно не знать, кто такой Коппелиус, он взрослый. И он, конечно, не боится, что этот мерзкий старикан придет и превратит его дочь в куклу.
— Ты бы уроки делала. А вместо этого ерундой страдаешь. Вот о чем ты сейчас думаешь?
— Как переводится слово Dishonored?
— Что-то типа «обесчещенного». А что? Что случилось?
— Ничего, — пробормотала Ева, вспоминая, где слышала это слово и чего не хватало музыке. Тяжелого дыхания лорда-защитника.
Глава шестая
Советы
Антон не звонил. Вторник и среда, заряженные воскресеньем, превратились в бесконечную череду секунд. Потолок не менялся. Телефон молчал. Зато совершенно неожиданно на домашнем проявился Александр Николаевич. Поблагодарил за помощь, сказал, что все прошло хорошо.
— Что прошло? — не поняла Ева. Она была убеждена, что ничего с места не сдвинулось, все стоит в болоте непонимания.
— Он сейчас в школе, в школе, — неприятно повторяя слова, говорил Александр Николаевич. — Звонить ему некогда. А я бы подарочек передал. Да, передал бы.
— От Антона?
Сама мысль была бредовой, но выкрикнулось то, что выкрикнулось. Зачем еще мог звонить его папа?
— Что вы, что вы! От себя. Как бы его лучше передать?
Ева смотрела в окно. Пасмурно и скучно. Передать можно через Антона. Хороший повод созвониться, договориться. Подарок. Почему Антон никогда не делал ей подарков? И цветы не дарил. Никогда.
— Может, встретимся? — опередил ее Александр Николаевич.
Тоже вариант, если не увидеть Антона, так хотя бы поговорить о нем. Задать много-много вопросов. Там могли быть ответы.
Гуляли по бульвару. Александр Николаевич подарил высокую широкоротую белую розу. И новые наушники.
— Те, к сожалению, восстановлению не подлежат. Да, не подлежат.
Про наушники было неинтересно. В этом не было Антона. Роза мешалась в руке. Тяжелая головка клонилась.
— Какие новости? — не удержалась от вопроса Ева. На улице было так же скучно и пасмурно, как и виделось в окне.
— У него все хорошо. Отоспался, отъелся…
— Обещал позвонить. — Она немного жалела, что согласилась на эту встречу. Что вместо того, чтобы разговаривать с Антоном, говорит с его отцом.
— Подождите немного, позвонит. — Александр Николаевич неприятно тянул слова. — Молодежь… Слишком много резких движений. Ненужных движений. Учится жить. Это нелегкий труд.
— Почему он такой?
— Самый обыкновенный балбес. Для его возраста это нормально. Поверьте, нормально.
— Что нормально? — Ева вспомнила, как сидел, отвернувшись, как не дал обнять, как говорил грубости, как зло кривил тонкие губы.
— Он еще не знает границ своей силы, вот и испытывает ее на вас.
— Какой силы? — Фраза из детского фильма, она путала, заставляла думать не о том.
— Мать его неправильно воспитала — он совершенно не умеет общаться с людьми. Тычется в разные стороны, сам не знает, чего хочет.
— Что вы! Он все очень хорошо знает. Просто иногда… Он как будто закрывается.
— Он вас боится.
— Меня?
— Да. Вы слишком хороши для него. Он боится своих чувств, боится зависимости. Хотя, мне кажется, все уже случилось. Точно — случилось.