Механизм чуда
Шрифт:
— Что, так и сказал, что я маленькая?
Че в раздражении кусала губу.
Пыльные карнизы. Рамы в черных штрихах, словно кто-то специально провел карандашом.
— Да что он вообще понимает! — бросила Вика яростно.
— Зачем они тебе?
— Ты еще указывать будешь!
Столешница процарапана, в ложбинку забилась грязь.
— Черт! — Че повернулась, постучала наманикюренными пальчиками по парте, в ложбинку не попала. — Дай телефон позвонить.
— У Ксю возьми.
Ксю вздернула брови — чтобы у нее что-нибудь кто-нибудь когда-нибудь просил.
— Дай, не жидись!
— Отвали!
Спина у Че сутулая. Блузка в широкую черную полоску. Сзади задралась, сбила рисунок полосок.
— У тебя же его телефон, наверное, записан.
Ева успела забыть о соседке, поэтому вздрогнула. Неужели она про Антона? Какое ей до него дело?
— Чей?
— Петруши.
Лицо у Че небольшое, круглое, короткая стрижка, желтоватые волосы. Глаза серые. Ресницы аккуратно подкрашены: незаметно, что нанесена тушь. Бесцветные брови. Почему-то она их никогда не выделяет. Маленькая родинка у виска.
— Какого Петруши?
— Практиканта. Если ты постоянно с ним встречаешься, то он дал тебе телефон.
— А у Ираклия ты не взяла? Ты же с ним сама постоянно встречаешься.
Она еще договаривала фразу, а Вика уже мчалась на выход с ее сумкой в руках. Это было настолько неожиданно, что Ева просидела несколько лишних секунд, позволив Че выскочить из класса.
— Чего это она? — удивилась Ксю.
— Я ее убью!
Ева рванула со своего места, на повороте снесла первую парту Волкова.
— Танк, что ли? — успел крикнуть ей в спину Олег.
«Банкетка», — про себя выдохнула Ева заготовленную шутку. Коридор бурлил. На секунду волна расступилась, показывая Че около туалета. Она копалась в ее сумке!
— Отдай!
Кто-то мелкий все-таки попался под ноги. Упал. Взметнулся рой возмущенного шиканья.
— Подавись! — Че метнула сумку Еве в лицо.
Грохнули на пол учебники, рассыпались карандаши и ручки, распахнулась пудреница, показывая разбитое зеркальце. Ева присела, дрожащими руками собирая разлетевшееся. И вдруг — как кольнуло под лопаткой — сунула пальцы в потайной кармашек. Телефона не было!
Она еще пыталась что-то подгрести в сумку, но уже бежала дальше.
Резкий поворот на лестницу. Четвертый этаж — один пролет наверх и чердак, шесть вниз и — улица. Куда?
Перегнулась через перила. Мелькнула полосатая блузка.
— Стой!
Она бежала вниз, сшибая детей и учителей. Картинка перед глазами скакала. Как в расколотом зеркале, вокруг были одни обломки: стены, перила, подол платья, плечо, парящий светлый локон, удивленно округленный рот, угол, сменяющие друг друга ноги. Вскрики.
— Дверь! — как будто рявкнул кто-то из-за спины.
Че стояла около охранника и смотрела в ее телефон.
— Этто что за…
Охранник еще только вставал из-за конторки. Растолкав малышей, Че вывалилась за дверь. Ева перепрыгнула через растянувшегося карапуза, приняла закрывающуюся дверь на ладонь. Удар пришелся на запястье, боль стрельнула в локоть и выше — в плечо. На улице холод. Боль отступила. Че за кустами. Ева помчалась сквозь заросли. Колючие ветки ухватили за юбку, впились в колготки. Жук зацепился. Она успела повернуться, чтобы посмотреть, не оторвалась ли подвеска. Нога врезалась во что-то, но тело еще летело вперед. Ветки больно прошлись по голым рукам и лицу. В коленке вспыхнула новая боль. И все закончилось. Кровь стучала в ушах, мешая понять произошедшее. Горели ладони, горело лицо. Холодный воздух жег горло. С ногой было неладно. На нее словно кипятка плеснули. Но если недавно от пролитого чая сначала было горячо, потом тепло, потом прохладно, то тут жар нарастал. Неприятное покалывание расползлось уже по всей коленке: хотелось прижать ее к земле, чтобы погасить пожар.
— А ведь у тебя ничего нет.
Ева медленно села.
Че стояла на безопасном расстоянии, вертя в руках телефон.
— И не было никогда.
Коленка была хорошо разбита — от удара кожу раскроило. На бедре широкая ссадина. Ладони содраны. Обо что это она так споткнулась?
— Ну и ладно. — Че бросила Еве телефон. — Передавай привет любовничку!
Ева поднялась, боясь шевельнуть ногой. Тело стало невесомым, а нога превратилась в чугунный столб. Еще и ладони жгло. Она прижимала их к бокам, отчего боль начинала отдаваться то в голове, то в локтях, то в спине.
Как это она? А? Надо же! Вот ведь… упала… Сколько времени-то? Перемена кончилась. Охранник злой. Незаметно не пройдешь.
Любовничек… У Че все любовнички, нормальных отношений нет. Хотя кто тут нормальный, кто нет, не поймешь.
Она попыталась шагнуть — в спину будто вонзили спицу. Пришлось стоять, ожидая, когда исчезнут перед глазами противные зайчики и перестанет испуганно биться сердце.
Что она стоит? Надо же промыть раны, заклеить. Холодно. Это она, наверное, умирает. Отец Маяковского умер, уколовшись иголкой. Заражение крови. А она тут весь парк на коленку собрала.
Эти мысли заставили взбодриться и захромать веселее. Звонок слизал с этажей шум и топот. Охранник долго, слишком долго смотрел на вползающую Еву. Она успела перешагнуть порог, в голове успела родиться шальная надежда, что удастся попасть в класс без проблем.
Представила, как скребется по лестнице — если ногу не сгибать, не так и больно. Вот она оказывается на пороге, вот все на нее смотрят…
Все, больше ничего не успела представить, потому что охранник перестал изображать декорацию.
Перекись и зеленку искали по всей школе. Медсестры на месте не оказалось, ваты ни у кого не было. Суетилась учительница ГПД началки. Подходили еще люди.
— Кому звоним? — назойливо спрашивал охранник. Ответа не было. Пищали кнопки мобильника.
— Дома никого, да? Сотовый матери давай!
— Ой, лучше никому, — выла Ева.
Перекись была злая, щипала немилосердно. Красные пузырики стекали с колена. На ободранное бедро хотелось что-нибудь положить, очень уж горело. Холодную тряпочку, например. Или листок.