Механизм чуда

Усачева Елена Александровна

— Вот, хулиганит. Почему он постоянно играет разные мелодии?

У Ра были длинные смуглые пальцы. Он перебирал кнопки мобильника, как на пианино играл.

— О! У тебя Вагнер.

— Какой Вагнер?

Ева перегнулась через табуретку с вытянутой ногой, зашипела, когда в ране снова завозился майский жук.

— «Полет Валькирий», «Реквием» и «Песня слез». Я хорошо знаю эти вещи. В музыкалке играл.

— На чем?

— На скрипке. Мы с братьями учились в музыкальной школе. Ты, вероятно, закачала себе эти композиции, а потом забыла, вот телефон

и выбирает из того, что есть.

— Или кто-то закачал?

— Ты его теряла?

Тайну открыл Левшин. Он был слишком безыскусен, чтобы красиво врать.

— Тебе зачем ко мне? — сразу спросила Ева, как только Лешка по телефону отработал вежливые приветствия.

— Катька хочет тебя проведать.

Катрин в их компании появилась вместе с Левшиным. Левшин одно время ходил в радиокружок, потом бросил, перейдя в театральный. Приводил его на вечеринки Стив. Стив друг Антона. Слишком длинная цепочка, чтобы Катрин заскучала по Еве.

— А если точнее?

— Я хочу, — произнес он шепотом.

Ева представила, как Лешка Левшин, лохматый, во фланелевой клетчатой рубашке, с растерянной улыбкой, вырастает у нее на пороге. Как тут же у него за спиной рисуется Катрин и обрушивает на него тонну ругательств — она его от себя не отпускала ни на шаг.

— Левшин, что тебе надо?

— Я приду и скажу.

Зачем ей встречаться с Катрин? Но избавиться от нее было невозможно. Торт снова стал невкусным, а заварка прогорклой.

— Дай телефон позвонить, — громко бросив ложку, потребовал Левшин.

И в просьбе, и в протянутой руке было что-то знакомое.

— Зачем?

Телефон лежал в кармане. После разговора с Ра Ева решила со своей капризной техникой не расставаться.

— Позвонить надо, а у меня деньги кончились.

— Бери мой, — томно произнесла Катрин. Она была полненькая, круглолицая и улыбчивая. Но улыбка всегда была напряженной — сейчас улыбаюсь, а потом и заплакать могу. Ева не помнила, чтобы Катя плакала. Чаще злилась. Но ждать от нее можно было всего.

Левшин взял дорогой Катин айпад, повертел в руках, чуть не уронил.

— Я потом, — пробормотал, утыкаясь в свой кусок торта. Но вот взгляд его невольно скользнул в сторону Катрин. Она смотрела пристально, следила за каждым движением.

Ева сжала чайную ложку. Сильно-сильно, чтобы край резанул ладонь.

— А вы откуда идете? — завела она светский разговор.

— В школе были, — вперед Лешки заторопилась Катрин. — А потом Антон позвонил, сказал, что ты упала.

— Ага, с пятого этажа.

Лешка отводил глаза. Глядел на стены, на полки, изучил коробку из-под торта, нагнулся, чтобы прочитать ингредиенты.

— И что Антон?

Все было еще не совсем понятно, но уже складывалось.

— Ой, вы поссорились! — понеслась вперед Катрин. Она мнила себе большим психологом и крупным специалистом в отношениях. Но в отличие от Че информацией делилась охотно. — Слушай… ну он, конечно… понятно, что хочет привлечь внимание. У него до тебя-то девчонки были? Ведет он себя… ну, как будто не знает, что делать.

И еще: боится сделать что-то не то. Боится, что смеяться будут. Поэтому ничего не делает. Просто смотрит. Ты от этого, конечно, начинаешь суетиться, совершаешь кучу ошибок. Вот и получается, что ты дурак, а он умный. И еще поэтому же он все в пику делает. Тоже защита такая. Все едят, а я не буду. Все ночью спят, я ночью буду работать, а спать днем. Особенным себя мнит. И ты никогда не попадешь в его желание, потому что он все всегда будет делать наоборот. Ты говоришь, что любишь фильмы смотреть, а он тебе про книги. Ты про книги, он про игры. Ты садишься играть, он обругает и вообще уйдет гулять. Нигилизм такой. А еще…

Это были, вероятно, правильные слова. Каждое на своем месте. И все так красиво, так понятно. Но чем больше этих слов было, тем меньше в них оставалось смысла. Все рассыпалось и рассеивалось. Сохранялось только ощущение, что поговорил с умным собеседником. А о чем говорили — не помнил. Слова чужие, мысли чужие. У Евы же все было по-своему. И как это Катрин при всей своей умности не видит, что ее беготня за Левшиным смешна?

Ева посмотрела на Лешку. Бедный лохматый Лешка. Сидел ссутулившись. Слушал, нервно запуская руку в карман, шерудил там пальцами, что-то вытаскивал, прятал обратно. Наконец уронил. Мини-CD. Кто бы сомневался? Хотя мог закачать рингтон и по блютузу.

— Ой! Как нога заболела! — взвыла Ева. — Катюш, у меня там… ну, в постели или на столе. Поищи… мазь… или таблетки…

Сердобольная она, Катрин, тут же исчезла с табуретки.

— Зачем? — быстро спросила Ева, перехватывая Левшина за руку. Между пальцами он сжимал маленькую черную пластинку.

— Не знаю, — не стал сопротивляться Левшин. — Антон позвонил, попросил помочь. Сказал, игра такая.

— И что там? — Ева кивнула на сидишку.

— Песенка одна.

— Нет там ничего, — ворвалась на кухню Катрин. — Что это вы?

Они с Левшиным сидели, склонившись друг к другу. Еще чуть, и поцелуются.

— Черт! — выпрямилась Ева. — Нога болит. Ай! Как жжется!

Жучок ожил, задергался, заерзал в ране. Фу, противно.

— А не пора ли гостям домой? — вышел на кухню папа. — Тебе бы еще полежать. И времени уже столько! Хватит чаевничать.

Левшин задергался, уронил сидишку, наклонился за ней, но Ева опередила.

— Я посмотрю.

— Он по инету прислал, я и не слушал, — стал оправдываться Левшин.

— Вы о чем? — с угрозой в голосе спросила Катрин.

Кажется, кто-то кого-то будет сегодня бить.

Они уходили. Катрин грузным лайнером проплыла в прихожую. Левшин мялся на пороге кухни. То поворачивался уйти, то оглядывался на Еву.

— Леша, — звала Катрин. — Подай пальто.

— Что он сказал, зачем все это? — спросила Ева фланелевую спину.

— Сказал, тебе будет приятно.

Ева отправилась мерить комнату шагами.

Ей будет приятно… Ей будет очень приятно, если поедет крыша, свиснет на повороте и скроется вдали. Добро пожаловать в мой персональный кошмар.