Мелания
Шрифт:
Если бы не Мэлли.
Родители Микки. Они были жестоки друг с другом, как никогда не были Йен и Микки, потому что не любили друг друга, чего не скажешь о них с Йеном. Тем не менее это было: драки, постоянное напряжение, непредсказуемость происходящего. Его родители могли обниматься на диване, накурившись и хихикая как подростки, и в следующий миг его мама разбивала тарелку об голову отца. Это сводило его с ума, и он это понимает. Он и Йен – они другие, но недостаточно другие, и он не хочет, чтобы Мэлли проходила через это.
Невозможно. Невозможно, чтобы Мэлли проходила через
Микки пережил столько блядских трагедий, что хватило бы на десять жизней, но это не значит, что когда-нибудь его страданиям придет конец. Он сильный. Он терял Йена до этого, и он может пережить это снова, ради Мэлли. Он думает, что если в результате она вырастет хотя бы наполовину более успешной и ненапуганной, это стоит того, что сам он будет несчастен.
Возможно, однажды она сможет рассказать ему каково это – быть такой.
***
Микки рвет с Йеном в среду.
Он приходит к Йену в квартиру, вручает Мэлли сестре и сразу идет к нему в комнату. Йен переодевает рубашку, он вздрагивает, когда видит Микки, и поначалу выглядит удивленным, а потом его лицо расплывается в улыбке, той улыбке, что разрывает Микки сердце.
– Привет, – говорит Йен, улыбаясь. – Что ты тут делаешь?
Микки уже чувствует себя готовым заплакать, ему приходится сглотнуть комок в горле, чтобы просто начать говорить.
– Я думаю, мы не можем больше продолжать это, – все, что он говорит.
На минуту все в тумане. Микки не помнит их слова. Не помнит их движений – он просто помнит, что Йен растерян, а потом просто раздавлен, когда понимает, что происходит. Он выглядит так, будто весь его гребаный мир рушится. Микки узнает это выражение, потому что чувствует то же самое. Но он должен сделать это.
Он пытается объяснить. Он не хочет лгать о том, что так важно для них обоих, Йен должен знать причину. Но понимает, что не сможет объяснить по-настоящему, что он чувствует, и это ранит его еще больнее.
– Слушай, чел, дело в том, – говорит он хриплым голосом, пока Йен стоит в ступоре от его слов. – Кто бы ни был сейчас в моей жизни, он и в жизни Мэлли тоже. Я знаю, никто не считает меня хорошим отцом, но я действительно забочусь о ней и не хочу сломать ей жизнь. Если мы вместе, то получается, ты тоже будешь воспитывать чертового ребенка, Йен, и я, блядь, просто не думаю, что мы готовы для этого.
– Почему нет? – спрашивает Йен. Что-то отчаянное слышится в его голосе, он делает пару шагов к Микки. – Почему мы не можем быть готовы к этому, Мик, я имею в виду, мы молоды, но ты делаешь это, и я просто хочу быть с тобой, слышишь, и я люблю Мэлли, я не понимаю, что, блядь, такого неправильного с нами, чтобы мы не могли хотя бы попробовать.
– Ты знаешь как и что с нами, чел. Как это всегда происходит. Все эти ссоры, скандалы… Я мог справляться с этим раньше, когда это касалось только меня, но мы все время цапаемся из-за ерунды, орем друг на друга даже когда не ссоримся, и я просто не хочу, чтобы она думала, что это, блядь, настоящие взаимоотношения. Мы оба знаем, что такое иметь дерьмовых родителей, которые воюют все время. Я не хочу такого для нее.
– Микки, – повторяет Йен совершенно больным несчастным
– когда ты, наконец, посмотришь на меня
– хотя бы посмотри на меня
– ты любишь меня и ты гей
– если я хоть что-то для тебя значу, не делай этого.
Йен пытается сказать что-то еще, но Микки просто не в силах слушать его.
– Это не обсуждается, – жестко обрывает его Микки, но слезы все равно закипают в глазах так сильно, что он едва может видеть Йена. – Все кончено, чел.
Он уходит из комнаты Йена до того, как тот успевает сказать что-нибудь еще, хватает Мэлли, ни слова не говоря Мэнди, хотя стены у них картонные и она наверняка слышала весь разговор. Она смотрит на него преданными, блядь, глазами, так как будто ему от этого станет легче. С Мэлли, крепко прижавшейся к его груди, он покидает квартиру в тишине, и только слишком громкий стук его сердца составляет ему компанию.
Он сдерживает слезы всю дорогу до дома, но зайдя квартиру, перестает бороться и позволяет им течь. Крепко прижимая к себе Мэлли, он падает на диван, зарывается лицом в ее волосы и дает волю чувствам.
Его сердце разбито – ему так больно, что нет сил это отрицать. И в то же время он чувствует себя счастливым, потому что поступил правильно. Он никогда не считал себя хорошим человеком, и забота о Мэлли была лучшим, что он делал в своей жизни. И если он сможет стать чуть менее никчемным родителем, чем те, которых он знал, возможно, он сделает что-то полезное для этого мира.
Он сможет жить со своей болью, если Мэлли будет в порядке.
========== Часть 23 ==========
То, что Мэлли научилась ходить, похоже, самый большой пиздец в жизни Микки.
Во всяком случае, так он говорит сам себе, снова и снова, избегая думать о чем-то по-настоящему хреновом, о том блядском кошмаре, который он переживает. Это он говорит себе, стараясь позабыть о чертовой дыре в его груди, дыре, которая имеет форму Йена. Прошло две недели с тех пор, как он последний раз видел его, и то, что Мэлли пошла, самый большой пиздец в его жизни. Он повторяет это, когда в очередной раз ловит Мэлли и оттаскивает ее прочь от шкафа, где она была опасно близка к открыванию бутылки с отбеливателем.
Она вертится, и лопочет, и верещит в его руках, и как только он опускает ее на пол гостиной, пулей уносится в сторону кухни. Он стонет, закрывает глаза на одну долгую секунду, перед тем как последовать за ней. Он уже не видит ее.
– Вернись назад, маленькая засранка, – бормочет он, пытаясь вычислить, в каком шкафу она на этот раз. Он знает, что должен был подготовить квартиру к этому событию, но до недавнего времени в этом не было необходимости. Она ползала месяцами, но без особой охоты, передвигаясь на небольшие расстояния, иногда доставая игрушку в нескольких шагах или следуя за ним, когда он пытался заставить ее ходить и шел в другую комнату без нее. Микки не понимал, как ему повезло, пока она не сделала первые шаги; теперь она явно предпочитает этот способ передвижения, потому что не перестает двигаться ни на минуту с тех пор, как поняла, как это делать.