Мельница на Флоссе

Элиот Джордж

— Чем ты недовольна, Минни? — спросила она, наклоняясь к жалобно скулящему крохотному четвероногому и прижимая шелковистую мордочку к своей розовой щеке. — Неужели ты думаешь, я ушла бы. бросив тебя на произвол судьбы? Ну, пойдем поглядим на Синдбада.

Гнедой Синдбад был собственностью Люси, и когда он находился в загоне, она кормила его из своих рук. Ей нравилось кормить своих подопечных: она знала особые пристрастия и вкусы всех обитавших в доме животных и не уставала восторгаться тихими журчащими звуками, которые издают канарейки, деловито поклевывая свежее зерно, и скромными гастрономическими радостями неких животных, которых, чтобы Люси не прослыла у нас слишком уж большой простушкой, я назову здесь «знакомые всем грызуны». Разве не прав был Стивен Гест в

своем убеждении, что мужчина, женившись на этой изящной восемнадцатилетней барышне, вряд ли раскается в совершенном им шаге? Ибо много ли на свете женщин, способных нежно и заботливо относиться к другим женщинам, проникать любящим взором в их тайные горести и обиды, с наслаждением обдумывать маленькие удовольствия, которые можно им доставить, вместо того, чтобы, награждая их поцелуем Иуды, исподволь отыскивать в них желанные недостатки. Вероятно, Стивен, восхищаясь Люси, не придавал особого значения этим весьма редким ее свойствам; вероятно, он именно потому был доволен своим выбором, что Люси не потрясла его воображения необычностью своей натуры. Мужчине приятно, если у него хорошенькая жена, — что ж, Люси была хороша, но не настолько, чтобы сводить с ума. Мужчине приятно, если его жена наделена всяческими совершенствами, мила, нежна и не глупа, — а у Люси имелись все эти достоинства. Для Стивена не было ничего неожиданного в том, что он влюбился в Люси. И он был доволен собой, понимая, как превосходно он рассудил, отдав предпочтение Люси, дочери младшего компаньона своего отца, а не мисс Лейберн, дочери члена совета графства; к тому же он не посчитался с легким разочарованием и неудовольствием отца и сестер и настоял на своем, а это всегда приятно возвышает молодого джентльмена в собственном мнении. Стивен гордился, что у него достало независимости и здравого смысла, откинув все побочные соображения, выбрать себе жену, способную составить его счастье. Да, он женится на Люси: она прелестное создание и принадлежит к тому типу женщин, которыми он всегда восхищался.

Глава II ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

— Если бы ты знала, Мэгги, как он умен! — сказала Люси, усадив смуглую леди в кресло, обитое красным бархатом, и опустившись на скамеечку у ее ног. — Он должен тебе понравиться — я так надеюсь на это!

— О, мне нелегко угодить! — с улыбкой сказала Мэгги, играя длинным локоном Люси, по которому скользил луч солнца. — Джентльмен, считающий себя достойным Люси, должен быть готов подвергнуться строгому разбору.

— Право, он даже слишком хорош для меня, и когда его нет, мне почти не верится, что он меня любит. Зато когда он со мной, все мои сомнения рассеиваются. Но я была бы в отчаянии, если бы кто-нибудь, кроме тебя, знал о моих чувствах.

— Значит, вы не помолвлены? И если я не одобрю твой выбор, у тебя еще есть возможность передумать, — произнесла Мэгги с шутливой серьезностью.

— Ты знаешь, я рада, что мы не помолвлены, — вслед за помолвкой люди поневоле начинают спешить со свадьбой, а мне хочется, чтобы еще долго все было как сейчас, — сказала Люси, настолько поглощенная собой, что пропустила мимо ушей шутку Мэгги. — Иногда я просто боюсь услышать от Стивена, что он уже говорил с папой: у папы на днях в разговоре проскользнуло, что он и мистер Гест ждут этого. Сестры Стивена теперь тоже очень милы со мной, хотя вначале мне казалось, что они не совсем одобряют его выбор. И это вполне естественно: даже представить себе трудно, что такое маленькое, неприметное существо, как я, будет обитать в величественном Парк-Хаузе.

— Но ведь люди не улитки; кому же придет в голову требовать, чтобы они были ростом с дом? А разве сестры мистера Геста великанши?

— О нет! К тому же они совсем некрасивы… Я хотела сказать — не особенно красивы, — поправилась Люси, уже раскаиваясь в своем невеликодушном замечании, — а он… О, он очень красив, по крайней мере так считают все.

— А ты? Ты, конечно, не считаешь его красивым?

— Не знаю, — сказала Люси, краснея до корней волос. — Мне не следует его расхваливать, не то ты будешь разочарована; а вот ему я готовлю прелестный сюрприз

и посмеюсь над ним вволю. Впрочем, не буду тебя в это посвящать.

Поднявшись с колен и склонив набок свою хорошенькую головку, Люси отступила на несколько шагов, словно собираясь писать портрет с Мэгги и оценивая, достаточно ли изящна ее поза.

— Встань на минутку, Мэгги!

— Что ты там затеяла? — с невольной улыбкой спросила Мэгги, поднимаясь с кресла и поглядывая на свою хрупкую, воздушную кузину, фигурка которой совершенно терялась в безупречно спадавших складках шелка и крепа. Люси еще несколько мгновений молча предавалась созерцанию, потом сказала:

— Не могу понять, какое колдовство в тебе, Мэгги! Почему тебе так к лицу этот неприглядный наряд, который, кстати сказать, давно уже пора заменить новым. Хотя, Знаешь, нынче ночью я напрасно пыталась представить тебя в красивом модном платье, все равно ты виделась мне в твоем стареньком мериносовом: оно словно создано для тебя. Наверное, и Мария Антуанетта выглядела более величественно, чем когда бы то ни было, в платье с заштопанными локтями. Ну, а если бы мне вздумалось так нарядиться, я стала бы совсем незаметной — как какой-нибудь лоскуток.

— О, конечно, — сказала Мэгги с иронической серьезностью, — и тебя вместе с пылью и паутиной вымели бы из комнаты, и, подобно 3олушке, ты очутилась бы в золе у камина. Дозволено ли мне будет сесть?

— Пожалуйста, — смеясь сказала Люси. Затем, словно занятая важными мыслями, она стала откалывать от платья крупную агатовую брошь. — Как хочешь, Мэгги, а брошками мы должны поменяться. Твоя маленькая бабочка выглядит на тебе ужасно глупо.

— А мой неприглядный наряд? Не нарушит ли твоя брошь его очарования? — сказала Мэгги и покорно опустилась в кресло, между тем как Люси, снова пристроившись на скамеечке, отстегнула пресловутую бабочку. — Как жаль, что мама не разделяет твоего мнения; вчера вечером она никак не могла примириться с тем, что это мое парадное платье. Мне, правда, удалось скопить немного денег, но они предназначены для оплаты уроков. При таком образовании, как у меня, никогда не найдешь хорошего места.

Мэгги тихонько вздохнула.

— Пожалуйста, Мэгги, не делай такого скорбного лица, — сказала Люси, прикалывая брошь и любуясь точеной шеей Мэгги. — Ты забыла, что тебе не надо больше возвращаться в твою противную школу и без конца чинить детские платья.

— Ты права, — сказала Мэгги. — Я совсем как томящийся в неволе белый медведь, которого мне раз довелось видеть в зверинце. Помню, я тогда подумала, что он, бедняжка, так отупел, двигаясь взад и вперед по тесной клетке, что, выпусти его на свободу, он все равно станет топтаться на месте. Так и мы — постепенно свыкаемся со своим несчастьем, и оно переходит в привычку.

— О, я собираюсь обрушить на тебя столько развлечений, что ты мигом избавишься от этой своей дурной привычки, — сказала Люси, рассеянно прикалывая к воротнику черную бабочку, в то время как ее полный нежности взгляд встретился со взглядом Мэгги.

— Милая ты моя крошка' — воскликнула Мэгги в порыве любви и восхищения. — Как бы я хотела быть такой, как ты! Тебя так радует чужое счастье, что, наверное, ты прекрасно могла бы обойтись без своего.

— Не знаю; пока мне не пришлось испытать этого, — сказала Люси. — Я всегда была очень счастлива. Не представляю себе, как бы я выдержала, свались на меня настоящее горе, — кроме смерти мамы, мою жизнь ничто еще не омрачало. Зато на твою долю выпали тяжелые испытания; и все же я уверена, что ты, так же как я, сочувствуешь людям.

— Нет, Люси, — возразила Мэгги, медленно качая головой. — Я была бы гораздо счастливее, если бы умела, как ты, радоваться чужому счастью. Конечно, я сочувствую людям, когда они в беде, и для меня было бы невыносимо сделать кого-нибудь несчастным, но порой меня раздражает вид счастливых людей, и я ненавижу себя за это. Мне кажется, с годами я становлюсь все хуже, все эгоистичнее. Это ужасно!

— Я не верю ни одному твоему слову, Мэгги! — укоризненно сказала Люси. — Все это только твоя мрачная фантазия. Скучная, безрадостная жизнь нагнала на тебя уныние.